— Да. Здесь кто-то есть. И она… Ах, Джерри, это так ужасно.
— Так ты здесь брала все…
— Да. Не мог бы ты не шуметь?
— …замечательные блюда, которые мы ели!
— Ш-ш-ш.
Но поздно. Певица услышала меня, и пение оборвалось. В конце главного коридора мы могли повернуть направо или налево, так как постройка имела Т-образную форму. Куда же повернуть? Зои повернула направо, и я последовал за ней; мы дошли до конца коридора и оказались у последнего отсека. «Пусто», — подумал я. Здесь не стоит штабелей из ящиков, не ржет, выпрашивая сахар, лошадка, не глазеет на нас коровушка с белой звездочкой на морде. Казалось, что в стойле пусто. Но Зои все же сказала:
— Бетти, я привела друга.
Я услышал дыхание.
Кто-то ответил:
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел, какая я теперь.
Зои добродушно проговорила:
— Не говори о себе так, Бетти, у тебя такое милое лицо.
— Ты ведь знаешь, детка. Я… Ох. Я немножко поправилась.
Я хотел заглянуть через деревянную оградку, но Зои покачала головой.
— Не переживай, — обратилась она к женщине, которая была там, внутри, — ты все равно очень красивая. Так вот, Бетти, это мой… — она не договорила, потому что не смогла найти подходящего слова, чтобы определить наши отношения. Пока не смогла.
Я одними губами прошептал:
— Любимый.
Как здорово, ведь Зои кивнула! Потом она откашлялась и сказала:
— Бетти, это Джереми Дэвлин. Джерри, это моя подруга Бетти Констабл. Мы поступили в один и тот же класс.
— Вместе поступили?
— Она вначале была такой же обращенной, как и мы.
Невидимая Бетти вздохнула, и это было похоже на пар, вырывающийся из трубы, на порыв ветра.
— Но я не похудела, я только стала еще толще.
Моя Зои вздохнула так же, как Бетти.
— Это правда.
— Не понимаю…
— Когда становишься слишком толстой, тебя отправляют в… Не будем об этом. Тебя держат там, пока не поставят на весы и не признают ГОТОВОЙ. И тогда они тебя возвращают сюда.
— Раньше ты об этом ничего не рассказывала, — сказала Зои. — Бетти, что они с тобой делают?
— Лучше не спрашивай.
Зои повернулась.
— Она не говорит мне, что с ней делают. Она даже не рассказывает, что она сама здесь делает.
Бетти ответила:
— Поверь, тебе о моих проблемах лучше не знать.
Зои отвела меня в сторону.
— Нам надо поговорить.
Я слышал дыхание Бетти, но не видел ее. Даже стоя в коридоре, я ощущал, как к запаху еды примешивался аромат ее духов, туалетного мыла и шампуня. Рядом была еда, и это меня отвлекало и вызывало мое любопытство. Я думал о моей Зои, а Зои — о чем она думала? По-видимому, моя любимая чем-то терзается. Теперь, когда все мое внимание было приковано к ней, она колебалась. Что-то хотела мне сообщить, но не знала как. Мы неподвижно стояли в коридоре хлева возле загона для коров, в котором находилась еда и еще эта невидимая женщина, и все это было связано между собой, но никто ничего не объяснял. Я тихо спросил:
— Зои, зачем мы сюда пришли?
— Мне казалось, что вдвоем мы сможем ее отсюда вытащить, — ответила Зои. — Я думала, что мы вместе спасем ее и убежим, но теперь…
Из стойла раздался нежный голосок Бетти:
— И как? Я же слишком огромная, и меня никуда не спрятать?
— Мы справимся! — Я понимал, что мне не догадаться, из-за чего расстроилась Зои. — Но теперь… — Она беспомощно повернулась ко мне. — Теперь, когда ты и Преподобный Эрл…
— Я его ненавижу. — Я неожиданно понял, что это так.
Бетти сказала:
— Ладно, раз уж ты нравишься Зои, смотри.
Я заглянул через шершавую стену из досок два на четыре, которой было огорожено стойло. Она была там, внизу, утопала в озере розового шелка. Если можно сравнить хлев с отелем, где есть одноместные и двухместные номера, то подруге Зои по имени Бетти достались апартаменты. На стенах из необработанных досок висели розовые бархатные покрывала, а вместо пола был булькающий матрас с атласной простыней. На нем лежала женщина, заполнявшая собой почти весь загон, та, чье пение мы слышали, та, которая подарила нам все великолепные кушанья для наших ночных оргий в пустыне. Зои была права: личико у нее было очень симпатичное. А сама женщина была огромной.
Мне было безумно трудно подобрать уместную фразу. «Как. Хм». Нельзя же сказать этой женщине: «Как поживаешь?» или «К… Хм. Как ты здесь оказалась?»
— Чего только не случается. — Даже вздох ее был огромен.
Но Зои была рассеянна и огорчена. Она кусала себя за костяшки пальцев, как это с ней бывает, придавала лицу разные выражения, готовясь заглянуть за край загона. Наконец она произнесла:
— Бетти, что здесь делал Преподобный Эрл?
Голос Бетти был громок и прекрасен. Это говорило ее разбитое сердце.
— Ах, Зои, я думала, ты знаешь!
— Хочешь сказать, вы с ним?..
— Он говорит, что любит меня!
— Бетти, почему ты мне ничего не говорила?
— Прости, Зо. Я боялась услышать твое мнение.
Как я понимаю, эта огромная женщина — пленница Преподобного Эрла, хотя, может быть, она его любовница; никогда я не видел более тучных женщин, чем Бетти, подруга моей милой Зои.
Зои застонала.
— Ах, Бетти.
— Прости.
— Ах, Бетти, только не Преподобный! — Зои тоже была убита горем. Как будто кто-то предал ее лично. — Как ты могла?
Я стиснул зубы.
— Как он мог?
Есть вещи, которые женщины понимают без слов.
— Дело не в сексе, — сказала Бетти.
Она была по-своему прекрасна, колышущаяся в своем розовом наряде из шелка, любезно предлагавшая нам жареную утку, свинину и торт «Английский трюфель», который она приберегла на случай прихода гостей, но при всем обаянии Бетти, при ее отличных манерах, мне было неловко и страшно.
— Все это. Все это! — Я размахивал руками и не мог остановиться. Я не знал, о чем хочу ее спросить. — Зачем он это делает?
Она щелчком отбросила какую-то бумажку.
— Ты это насчет Сильфании? По трем причинам.
— Нет. Я вот про это. Вся эта еда, и ты здесь, в хлеву. — Я посмотрел на эту огромную красивую женщину, лежащую в коровнике. Она-то и была непристойной тайной Преподобного Эрла, и по этой причине он ее и любил, — я же знал, что этот проповедник наверняка скрывает какой-то гнусный секрет, и вот каким он оказался. — Что он здесь делает?