На мостик решительно взошел Лхомо Дондруб, одетый во «вторую кожу». В руках он держал длинную штурмовую винтовку.
– Энея, куда мы, тысяча чертей, направляемся?
– Из системы, – ответила она. – Лхомо, мы должны уйти.
– Нет! – покачал головой летун. – Мы должны остаться и принять бой. Нельзя бросать друзей.
– Лхомо, мы не можем спасти Звездное Древо. Я должна уйти отсюда, чтобы сразиться с Империей.
– Давай убегай, если ты должна! – воскликнул Лхомо, натягивая на голову серебристый капюшон. Его безупречные черты исказились гневом. – А я останусь и буду сражаться здесь.
– Они убьют тебя, друг, – спокойно сказала Энея. – Тебе не одолеть звездолет класса «архангел».
– Ну, это мы еще посмотрим! – бросил Лхомо. Серебристая пленка теперь покрыла все, кроме его лица. – Удачи, Рауль.
– И тебе тоже, – ответил я. Горло у меня перехватило, и я покраснел от стыда, что остаюсь, и от горечи расставания с этим отважным человеком.
– Лхомо, ты бы лучше помог борьбе, если б отправился с нами… – притронулась к его могучей руке Энея.
Покачав головой, Лхомо опустил текучую маску. Динамики синтезировали искаженный, звенящий металлом голос:
– Удачи тебе, Энея. И да помогут тебе Будда и Христос. Да помогут Будда и Христос всем нам.
Подойдя к краю платформы, он оглянулся на Хета Мастина. Тамплиер кивнул, коснулся голограммы и прошептал что-то в оптоволоконный датчик.
Гравитация ослабла. Наружное поле замерцало и сдвинулось. Лхомо перебросило, развернуло и катапультировало в открытый космос. Серебряные крылья развернулись, наполнились солнечным ветром и понесли его вместе с парой десятков Бродяг, вооруженных жалкими винтовками, к ближайшему «архангелу».
На мостик поднялись Рахиль, Тео, Дорже Пхамо, отец де Сойя, сержант, А.Беттик и далай-лама. Они вежливо держались поодаль, чтобы не мешать капитану.
– Нас засекли, – сообщил Хет Мастин. – Открывают огонь.
Силовое поле окрасилось алым. Я услышал шипение. Казалось, мы провалились в центр звезды. Дисплеи мигнули.
– Держит, – сказал Истинный Глас Древа Хет Мастин. – Держит.
Он говорил о защитном поле, но Флот тоже держал нас на мушке, продолжая обстрел, пока мы разгонялись. О движении сообщали лишь голографические дисплеи – над нами не было ни одной звезды, только потрескивающий, шипящий огненный свод. Разрушительная энергия бурлила и неистовствовала в нескольких десятках метров от нас.
– Позвольте узнать, какой курс? – осведомился Хет Мастин у Энеи.
Она устало коснулась лба, словно пыталась вернуться к реальности.
– Куда-нибудь, где видны звезды.
– Под таким обстрелом нам ни за что не добраться до точки перехода, – сказал тамплиер.
– Знаю. Просто… подальше… где я смогу видеть звезды.
– Возможно, мы уже никогда не увидим звезды. – Хет Мастин поднял глаза к бушующему адскому пламени.
– Мы должны, – просто сказала Энея.
Внезапно послышались взволнованные крики. Я оглянулся.
Над мостиком были всего две или три крохотные платформы, и на одной из них стояла высокая фигура. Клоны экипажа кричали и указывали на нее. Хет Мастин задрал голову к площадочке, возвышавшейся над мостиком на пятнадцать метров, и обернулся к Энее:
– Повелитель Боли летит с нами.
Отблески адского пламени, неистовствующего по ту сторону силового поля, играли на лбу и панцирной груди Шрайка.
– А я думал, он погиб на Тянь-Шане, – сказал я.
Такой усталой я не видел Энею еще ни разу.
– Это существо перемещается во времени куда легче, чем мы – в пространстве, Рауль. Возможно, он погиб на Тянь-Шане… или тысячу лет спустя, в битве с полковником Кассадом… а возможно, он вообще бессмертен… Мы никогда не узнаем.
И тут, словно услышав, что говорят о нем, на мостик взошел полковник. Федман Кассад был в архаичном полевом скафандре Гегемонии, в руках он держал винтовку из арсенала корабля Консула и как одержимый неотрывно смотрел на Шрайка.
– Могу я туда подняться? – спросил Кассад у капитана.
Не отрываясь от управления, Хет Мастин указал на тросы и веревочные лестницы, которые вели к верхней платформе.
– Только никакой стрельбы на этом дереве! – окликнул он полковника. Тот молча кивнул и начал взбираться вверх.
Остальные обратили взгляды к голограммам. Три «архангела»… ближе чем в миллионе километров… Они поливали нас огнем по очереди, чтобы иметь возможность обстреливать и другие цели. Наше странное нежелание погибать только разъяряло их, и фотонные пучки обрушивались на корабль один за другим, проползая от четырех до десяти световых секунд и разбиваясь о силовое поле.
– В нас выпущены торпеды, – доложил один из помощников капитана с таким же безразличием, с каким объявляют: «Кушать подано». – Две… четыре… девять. Субсветовые. Предположительно с плазменными боеголовками.
– Мы выдержим удар? – спросила Тео.
Рахиль подошла к лестнице, провожая взглядом карабкающегося наверх полковника.
Хет Мастин был слишком занят, за него ответила Энея:
– Неизвестно. Зависит от связующих… от эргов.
– Шестьдесят секунд до контакта, – бесстрастно доложил помощник.
Хет Мастин коснулся рукоятки управления. Голос его звучал совершенно нормально, но я догадался, что сейчас он слышен во всех уголках километрового дерева-корабля.
– Прошу всех защитить глаза и не смотреть в сторону поля. Связующие постараются по возможности ослабить яркость вспышки, но, пожалуйста, не смотрите вверх. Мир Мюира да будет со всеми нами.
– Детка, а наш корабль вооружен? – Я посмотрел на Энею.
– Нет.
– Значит, мы просто сбежим без боя?
– Да, Рауль.
– Тогда я согласен с Лхомо, – прошипел я сквозь зубы. – Мы уже достаточно драпали. Самое время помочь нашим друзьям.
Взорвалось не меньше трех торпед. Впоследствии мне казалось, что я увидел череп и позвоночник Энеи прямо сквозь кожу и мышцы, но такого, наверное, просто не может быть. Миг полной невесомости – и тяготение в одну шестую g восстановилось. От инфразвукового грохота заныли все зубы и кости.
Когда я проморгался, Энея по-прежнему стояла передо мной – щеки раскраснелись, на них сверкают бисеринки пота, волосы небрежно стянуты на затылке, взгляд усталый, но невероятно живой, руки покрыты загаром, – и я вдруг подумал, что не так уж и страшно умереть сейчас, унося в вечность образ Энеи, запечатленный в душе.
Еще две плазменные боеголовки заставили корабль содрогнуться. Потом еще четыре.
– Держатся, – произнес помощник капитана. – Все поля держатся.