Жестокие люди - читать онлайн книгу. Автор: Дирк Уиттенборн cтр.№ 13

Джилли была одета в серое старомодное домашнее платье-униформу с накрахмаленным воротничком. Оно застегивалось на груди на пуговички. Она натянула его прямо на ужасно узкие джинсы и обтягивающий топ без лямочек. Все пуговицы были расстегнуты. Фигура у нее была прекрасная, чего не скажешь о лице.

– Ты горничная? – От возбуждения у меня дрожал голос. Ее майка задралась вверх, обнажив соблазнительный изгиб нижней части ее упругой груди.

– Да, три дня в неделю я еще помогаю тем, кто живет в усадьбе. Буду работать летом, пока не решу, чем буду заниматься после того, как закончу школу. Я уже все экзамены сдала, но они еще не выдали мне диплом. Только экзамен по домоводству я завалила. Вот не повезло, да? – Она выпалила все это, не переводя дыхания. Я был очарован.

– Здорово!

– Ты так думаешь? – Кажется, она мне не поверила. Джилли стала застегивать свое платьице – видимо, решила, что я разглядываю ее грудь. Правильно решила. Правда, в ту минуту я этого как раз не делал. – У меня аллергия на шерсть, поэтому я расстегиваю платье.

– А у меня аллергия на арахис.

– Тогда тебе не стоит увлекаться гамбургерами, которые продают в «Бургер Кинг». – Я стал терять к ней интерес. Перестав возиться с пуговицами, Джилли пояснила:

– Они добавляют арахисовое масло в свой секретный соус.

– Надо же, а я и не знал.

– Я тоже. А потом по новостям показали одну женщину – у ее дочки была острая аллергическая реакция на арахисовое масло, и из-за этого ее горло распухло, и она умерла, даже не доев свой гамбургер.

– Ничего себе.

– Теперь ее мать предъявила компании иск на десять миллионов долларов.

– Ну, у меня из-за арахиса кишечные колики начинаются, – я пожалел о том, что сказал это, еще до того, как Джилли произнесла:

– Тьфу, какая гадость!

– Как ты считаешь, можно предъявить им обвинение в том, что у меня образуются газы?

– Ну ты и хам! – Но она произнесла эту фразу таким тоном, что я сразу понял: она оценила мою находчивость. Настоящий индеец так бы шутить не стал, но я был вполне доволен собой. Вдруг Джилли перестала смеяться и спросила меня:

– Слушай, а твоя мама так и будет лежать здесь на полу?

Мы вдвоем схватили маму за руки и, положив их на плечи, потащили ее наверх. Почему-то я не чувствовал себя смущенным. Частично из-за того, видимо, что сама Джилли не видела в происходящем ничего особенного, а частично потому, что меня отвлекала ее грудь, которой она прижималось к моей руке, в то время как я обнимал маму за талию. Скажете, это мелочь? Тогда мне так не казалось. Возможно, все дело в том, что между нами лежало бесчувственное тело моей матери. Поэтому все воспринималось очень обостренно.

Мы уложили ее на кровать в спальне, которая располагалась на верхнем этаже. Сняв с ее ног туфли, мы на цыпочках спустились в кухню. Я распахнул холодильник, разыгрывая из себя гостеприимного владельца поместья.

– Хочешь чего-нибудь выпить? Или пожевать?

– А то. – Джилли протянула руку, чтобы взять пиво, но потом передумала.

– А оно холодное?

– У меня лимонад холодный. – Я неуверенно поменял бутылку «Маунтин Дью», которую держал в руке, на «Хайнекен». Смаковать пиво с Джилл Ламкин, одетой в крошечный топик, было гораздо приятнее, чем выдувать одним духом «Будвайзер», который мы с Хлюпиком тайком таскали из нашего холодильника. Я во все глаза таращился на свою новую знакомую. Это было пьянящее, дурманящее чувство. Какое счастье, что благосклонная судьба привела меня в это чудесное место!

Сидеть так и молчать было настоящим блаженством. Но потом я запаниковал. Что же мне теперь сказать, в ужасе подумал я. Даже не знаю, в чем тут дело: то ли на меня подействовало пиво, которое я нервно прихлебывал, то ли события последних беспокойных дней. А может, это все из-за того, что меня волновала мысль о том, как выглядит Джилли, когда снимает свою футболку. Я бешено соображал, пытаясь вспомнить какой-нибудь интересный факт из жизни яномамо. Наверное, пока не стоит рассказывать ей о том, что женщины этого племени прячут мясо в одном из отверстий своего тела.

– Ты, наверное, хочешь, чтобы я рассказала, что делала в вашем шкафу.

– Абсолютно верно. – Сказать по правде, меня заботило только одно: как бы прервать эту затянувшуюся паузу.

– Когда вы пришли сюда с Гейтсом, – я кивнул (мне казалось, что она не замечает, с каким жадным интересом я уставился на ее сиськи), – я как раз курила травку. Шеф уже застал меня за этим занятием однажды, так что…

– Понятно. Ты – птица в дымоходе.

– Вроде того.

Не подумайте, что я слишком самоуверен, но Джилли явно решила, что у меня есть поэтические наклонности. Обыкновенные смертные так изящно не выражаются.

– Сколько тебе лет?

– Пятнадцать с половиной. Точнее, через месяц мне исполнится шестнадцать. – Черт, черт, черт! Ну почему я не сказал ей, что мне семнадцать?

– Хочешь покурить?

– Ясное дело.

Она достала из топика самокрутку и облизала ее. На губах у нее была помада. Знаете, когда это делал Хлюпик, меня это почему-то вовсе не возбуждало. Когда я сделал несколько затяжек, то решил, что эти скульптуры с острова Пасхи довольно… симпатичные. Такая у них… экзотическая красота.

– А это что такое? – Джилли махнула в сторону массажного столика моей мамы.

– Это специальный столик. Для лечения. – За последние два дня мне приходилось столько раз врать по маминой вине, так почему бы не сделать это хотя бы один раз ради самого себя?

– Какого лечения?

– Она занимается гомеопатией.

– Так она врач?

– Можно и так сказать. Она не занимается традиционной медициной, но во Франции ее считали бы врачом. – Помнится, мама говорила о своем желании изучать гомеопатию в одном новомодном институте в Париже, так что все это было не так уж далеко от правды.

– Она приехала сюда, чтобы лечить мистера Осборна?

– Ага. – Я становился все честнее и честнее.

– Думаешь, ей это удастся?

– Не знаю.

– А моя мама такая дура. – Джил выдохнула дым мне прямо в лицо. – Знаешь, что он мне сказала? Что твоя мама… – Тут за окном раздался автомобильный сигнал.

– Что?

– Ничего. Я сразу поставила ее на место. – И моя подружка ринулась к двери.

Я выглянул в окно. В спортивном автомобиле с откидным верхом сидел парень. Он не выключал ревущий двигатель. – А это еще кто?

– Мой парень Двейн. – Она передала мне сигарету. – Смотри, не говори ему, что мы курили вместе.

– Почему?

– Он тебя убьет, дурашка.

Мне показалось, что этот Двейн был уже старый. Тогда я считал старыми всех, кому больше восемнадцати. Его можно было бы назвать симпатичным – если бы не его огромные, словно у летающего слоненка Дамбо, уши.