Петербургский рубеж - читать онлайн книгу. Автор: Александр Михайловский, Александр Харников cтр.№ 7

Я кивнул:

— Только делать это надо почти сразу же, как подтвердится болезнь ребенка. Но не это главное. Главное заключается в том, какой мы хотим видеть Россию. Да, как сказала госпожа Антонова, лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. А ведь есть разные пути достижения государственного богатства и здоровья. Вчетвером мы сможем во многом убедить Ники. Но для этого мы должны хотя бы знать — в чем его убеждать. К примеру, какое крестьянство нам нужно: фермеры-хуторяне по Столыпину или общинники-артельщики по Сталину? Как человек своего класса, я выбрал бы первый вариант, а как государственный муж — второй.

— Почему же? — спросил Михаил. — Ведь и сейчас крупные хозяйства, которых у нас едва одна десятая, производят половину всего хлеба в России. Пусть их будет больше.

— Э-э, нет, — ответил ему я. — Если основная масса крестьянства нищая, то оно не покупает ничего из промышленных товаров, а это значит, что в России не выгодно строить новые заводы и фабрики. А нам в будущем нужна промышленность. Причем промышленность должна быть такой мощи, чтобы многократно превзойти все наши самые смелые мечты. И еще: нищий мужик — это не опора трона и порядка, а сухая солома для пожаров мятежей и революций. А нам нужно спокойствие в народе. Но как сохранить спокойствие, когда потребуется миллионами переселять мужиков на новые места? Откуда взять для этого деньги, и как всё организовать, чтобы наши чиновники-казнокрады всё не растащили. Не знаю…

Отец Иоанн, до того слушавший нас молча, перекрестил сначала меня, потом Михаила и Ольгу.

— Думайте, думайте, дети мои… Об одном только забыли вы — церковь наша православная погрязла в лени и самолюбовании. Христианские начала попраны, всюду разврат и блудодейство. Священники чиновниками стали и о душе совсем забыли. А задач у церкви не меньше, чем у государства, души ведь тоже надо обиходить, а не только тела. Великая Россия должна стать воистину самодержавной, воистину православной и воистину народной. Патриарх нам нужен, пастырь строгий, но справедливый… Но где нам взять такого?

Я взглянул на нашего духовника.

— Отец Иоанн, вы всё так хорошо объяснили нам, что я подумал о том, что лучше вас кандидата на патриарший престол нет… Единственно, вам нужно будет принять постриг, но я думаю, что с этим проблем не будет. Ну, а кто сейчас более авторитетен, чем вы, в делах духовных на Руси? И не надо отказываться, ведь как говорится в Евангелии от Луки: «И от всякого, кому дано много, много и потребуется; и кому много вверено, с того больше взыщут».

— Грех это смертный — гордыня, — замахал руками отец Иоанн. — Не искушайте меня, не достоин я патриаршего белого клобука.

Я покачал головой.

— Отец Иоанн, ведь вы сами говорили, что люди из будущего есть посланцы Божьи. Говорили? Да и сейчас от своих слов не отказываетесь… А слышали вы, какой ад нас ждет, если мы не будем делать всё возможное и невозможное? Каждый из нас — и я, и Михаил, и Ольга, и государь, и государыня Александра Федоровна, и государыня Мария Федоровна — как и многие другие, должен будет нести свой крест безропотно. Ибо, как гласит Евангелие от Матфея, «так будут последние первыми, и первые последними; ибо много званных, а мало избранных».

Для спасения нашей Родины и народа нашего мы, первые, готовы стать последними. Вы же, пастыри, должны вносить в общество гармонию, покой и благорастворение, а еще веру в то, что всё делается во благо.

Я подвел итог этого затянувшегося разговора:

— Отец Иоанн, я понимаю, что легко никому не будет, но выбора у нас нет. Мы можем надеяться только на чудо. А чудо происходит лишь тогда, когда человек верит в него. Ибо говорил Господь: «По вере вашей да будет вам…»

Отец Иоанн встал и широко перекрестился:

— Аминь! Если будет на то воля Господа нашего и решение государя о возрождении патриаршества, то я согласен. Иисус терпел и нам велел. Потерплю и я эту юдоль скорбей, — он по очереди перекрестил всех нас. — Благослови вас Господь!

От всего этого разговора у меня осталось впечатление, что мы еще слишком мало знаем о нашем будущем, чтобы принимать какие-то конкретные решения. Конечно, понятно, что так жить дальше нельзя. Но ведь разве ж не это понимание потом толкнуло многих уважаемых людей на заговор против государя? Разве не с самыми лучшими намерениями предъявляли они Ники свой ультиматум в феврале семнадцатого? А потом получили то, что заслужили, ибо хотели они сделать, как лучше, а вышло — черт-те что… Поэтому нам надо учиться, учиться и еще раз учиться, чтобы вместо старых ошибок не наделать новых…

21 (8) ФЕВРАЛЯ 1904 ГОДА, ВЕЧЕР.

ГДЕ-ТО МЕЖДУ НОВОСИБИРСКОМ И ОМСКОМ.

ПОЕЗД ЛИТЕРА А.

Капитан Александр Васильевич Тамбовцев.

Бесконечные таежные леса, засыпанные снегом кедры и сосны навевали на меня лирическое настроение. Половина пути осталась уже позади. Чем дальше на запад, тем более обжитые места мы будем проезжать. О, матушка Русь, ты и огромная, ты и пустынная. Лишь редкий хант или манси бродит по этим просторам с кремневым ружьем времен Наполеона, а то и с прадедовским луком.

Видимо, те же настроения обуревали и наших спутников. Вот смотрит задумчиво в окно Андрей Августович Эбергард. Быть может, эти бесконечные леса напоминают ему седую штормовую Атлантику. Пригорюнился у вагонного окна читающий электронную книгу ротмистр Познанский. Да, правы были древние: многия знания — многия печали.

«Мокрый прапор» Морозов тихонько терзает в углу расстроенную древнюю гитару, и выходит у него нечто длинное и заунывное, как песня казахского акына. Радости столько, что с ума сойти можно. Старлей Бесоев не выдерживает, отбирает у прапора гитару и забирает его на внеплановый обход постов. И снова наступила тишина.

Я знаю, какую книгу читает сейчас жандармский ротмистр, поскольку сам ее ему и дал. Прочтите и вы, советую: Елена Прудникова, «Битва за хлеб». Ужасное и леденящее душу повествование о бедственном существовании российского крестьянства и о тех методах, какими в нашей истории красный император Сталин решал эту проблему. И решил, по моему мнению, ровно на сорок лет, до левацко-идиотских экспериментов Хрущева, когда всё пошло вразнос. Мне было любопытно наблюдать за сменой эмоций на лице нашего милейшего жандарма. Не каждому дано узнать (слава богу!), в какую выгребную яму может провалиться Россия Серебряного века, если не принять экстренных мер. Правда, экстренные меры превратят Серебряный век в Век стали и электричества. При этом, возможно, удастся обойтись без стольких жертв, сколько их было в нашей реальности.

Жандарм осторожно отложил в сторону «читалку» и произнес:

— Господь Всемогущий, спаси и помилуй нас грешных! — ротмистр перекрестился и посмотрел на меня: — А вы-то, Александр Васильевич, что скажете?

— А что вам сказать, Михаил Игнатьевич? Вы не совсем корректно вопрос ставите.

Ротмистр вздохнул.