Изгнанник - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Петровичева cтр.№ 84

– Легче?

– Что? – не понял Шани, а потом ответил: – Да. Легче.

– Ну хорошо, раз так, – вздохнул Коваш и пошел за гробом.

Потом Шани, напрочь отказавшись от его помощи, уложил мертвую Софью в трумну и заколотил крышку.

Игра окончена. Все.

Смотреть на сожжение еретиков Луш не пришел, хотя в толпе зрителей Шани заметил чуть ли не всех министров, которые истово били поклоны и осеняли лица кругами. Что ж, пожалуй, государю будет над чем поразмыслить в ближайшие дни и недели. А потом ему станет легче, и он забудет и Софью, и измену жены. Боль не может длиться вечно, таково ее свойство – наверно, в этом и есть благодать. Ты точно знаешь, что в один прекрасный момент тебе уже не будет больно. Ты сможешь дышать и не станешь проклинать остальных людей за то, что они имеют наглость жить на свете.

«Говори. Говори больше, и что угодно, – вспомнил Шани давние слова кабатчика Паца, сказанные в ночь убийства Хельги. – Любую ерунду. Иначе скорбь соберется в сердце и не найдет выхода».

Каша Пац был мудрым человеком. Жаль, что кабачок его закрылся на прошлой неделе. Шани обернулся к ассистенту Вальчику, который стоял за его спиной и в восторге сжимал жезл с хоругвью с такой силой, что костяшки пальцев побелели, и негромко произнес:

– Догорает уже. Зовите помощников, пусть заливают. А то мы так весь город спалим от усердия.

Вальчик кивнул и сделал знак помощникам, которые шустро выкатили на площадь бочки с водой. Вскоре от костра остались только мокрые головешки, которые помощники стали собирать в специальные желтые мешки, чтобы, по традиции, утопить в реке. На сегодня со зрелищами было покончено.

* * *

«Ваше величество!

Я долго думал, стоит ли вообще писать это письмо, и не меньше времени провел, сидя над этим листком бумаги и размышляя, как начать послание. Возможно, я его даже не отправлю, но если Вы все-таки его читаете, это значит, что я понял, как можно преодолеть самого себя».

В столицу пришло бабье лето. Сидя у открытого окна, Шани смотрел на улицу, щедро залитую золотом уходящего солнца, и вспоминал бесконечно далекий Ленинград, Стрелку Васильевского острова, удивительную гармонию архитектуры города с берегом Невы, старинный корабль, дремавший возле Петропавловской крепости, и брызги солнца на водной глади. Город его воспоминаний наверняка не имел ничего общего с настоящим Ленинградом, да Шани и не мог помнить его точно – слишком много времени прошло с той поры, когда он видел Стрелку в последний раз. А сейчас вдруг вспомнилось ни с того ни с сего, отчетливо и ярко – и боль в груди с хрустом разжимала намертво стиснутые пальцы.

«Я никогда не считал, что местью можно чего-то добиться. Не знаю, станет ли мне легче от Ваших мук и Вашей боли. Знаете, раньше я хотел, чтобы Вы ощутили хотя бы крупицу того страдания, которое испытал я, увидев мертвую Хельгу. А сейчас мне кажется, что ничего не изменится. Тело Софьи сгорит на площади, Гвель уедет в монастырь, если Вы не забьете ее насмерть до этого, – и мы оба постепенно обо беем забудем».

Шани откинулся на спинку кресла и протянул руку к бокалу вина. Не прошло и года, как он вошел во вкус и пристрастился к спиртному, которого раньше на дух не переносил.

Мир меняется. Он изменился тоже. Лавину не остановить.

«У меня никогда не было склонности к душевным терзаниям и страданиям героев Дрегиля, которые мучаются до того, как убьют врага, а еще больше – после убийства. Это пафосно до смешного, не находите? Поэтому мне бы хотелось, чтобы Вы увидели в моих словах не деланую куртуазную жеманность, а подлинное горькое чувство – с которым теперь жить и Вам, и мне».

Камердинер неслышно вошел в гостиную и обновил вино в бокале Шани. Джентльмену не пристало самому себе наливать спиртное – в конце концов, он благородный господин, а не пьянь подзаборная. Шани кивнул, и привратник отвел бутыль в сторону.

– Есть новости? – спросил Шани.

– Да, ваша бдительность. К вам молодой человек из Заполья, очень нервный и беспокойный. Я велел ему на ступенях подождать. Пусть остынет. Он пока стоит у дверей и краску ножом отковыривает. Вы скажите ему тогда, чтоб перестал. Не для того красили.

Если нервный, да из Заполья, да с ножом наголо в центре столицы, то это Алек – больше некому. А быстро он сюда добрался – не ел, не спал, загонял коней. Быстро же распространяются слухи по свету.

– Убирайте вино, – сказал Шани. – Я к нему спущусь.

Камердинер посмотрел на Шани с искренней обеспокоенностью.

– Хорошо, ваша бдительность. Но, может, я лучше будочников позову? Мало ли какой еретик вылез после давешнего сожжения.

Шани подумал, что вряд ли среди родни здешних еретиков найдется кто-то, равный Шарлотте Корде, чтобы мстить за близких, особенно учитывая тот факт, что в действительности сегодня никто не пострадал.

– Не стоит, – улыбнулся он. – Все будет в порядке.

«Я знаю, кем стал – вернее, в кого меня превратили те обстоятельства, которых я не сумел преодолеть. Этот человек не имеет ничего общего со мной самим из прошлого, и, пожалуй, эти люди не пожали бы друг другу руки при встрече. Но тем не менее я помню свой долг – стране нужен покой, а не внутренняя распря двух ветвей власти».

Допив вино, Шани поднялся и пошел к выходу. Хотел было захватить плащ, но посмотрел в окно и передумал. Вечер выдался теплым, и люди, гулявшие по вечерней площади, еще носили летние наряды.

Алек сидел на ступенях и хмуро смотрел на собственные руки. Разбойный промысел его не украсил – пальцы недавнего инквизитора стали грубыми и мосластыми. Руки охотника на людей, подумал Шани, и этот охотник пришел за мной.

– Привет, – сказал он и сел на ступени рядом. Камень, напитанный солнцем, оказался приятно теплым.

– Привет, – откликнулся Алек и спросил без перехода: – Это правда?

– Что именно?

– Что ты убил Софью.

Шани кивнул.

– Да. Вчера днем.

Алек шмыгнул носом и сокрушенно покачал головой. Поднес руку к глазам. Опустил. Недавний охотник на людей превращался в испуганного уставшего мальчишку – да он и был мальчишкой, точно так же изуродованным обстоятельствами непреодолимой силы. Шани ощутил пронзительную, острую жалость.

Весной, по распределению, парню выпала спокойная бумажная работа – ведение запольских архивов инквизиции. Алеку никогда бы не пришлось зверски убивать семерых человек за две седмицы, равно как и Шани не должен был отправлять его на обучение к жестоким и безжалостным профессиональным убийцам, вот только обстоятельства оказались сильнее их обоих. Намного сильнее.

Глупости, подумал вдруг Шани. Это не обстоятельства виноваты в том, что мы с ним стали законченными подлецами. Не Господь Бог в небе, не дьявол под землей, не злобный отцеубийца на троне, не те, кто выполнял его приказы. Мы сами погасили в себе свет – это оказалось проще, чем развеять тьму. Никто, кроме нас, не виноват.