Лупетта - читать онлайн книгу. Автор: Павел Вадимов cтр.№ 67

* * *

Меньше всего я думал, что нам будет смешно. Что нам будет так смешно. Не сразу конечно, а полчаса, час, да какой час, по меньшей мере вечность спустя! Я ожидал чего угодно, высокой трагедии, фарса, безумия наконец... Нет, я вправду не мог себе представить, что мы, как нашкодившие школьники, будем зажимать друг дружке рты, кусая пальцы, когда обнаружим, что забыли прикрыть за собой дверь и в коридоре все было слышно. А потом... потом бутузить друг друга, сражаясь за место под выпотрошенной штукатуркой.

Ничего себе, какие сильные ножки... Ах так! Значит, вам не нравятся наши ножки? Ну и ищите себе тогда коротышку! Да, нет, что вы, конечно нам нравятся ваши ножки, твои ножки, твоя... Ну хватит уже! Ой, как тут мокро! Ну куда ты, куда, так нечестно, оставь мне хотя бы кусочек, ничего себе, хватит! Слушай, может палку в ручку двери засунуть? Вот эту, которая за пылесосом... Конечно было слышно! Я теперь ему в глаза не смогу посмотреть. Да ладно, тоже мне... Ну подвинься же ты, в самом деле! Разлегся тут, как я не знаю кто... Да где разлегся, я и так почти над полом висю, то есть вишу... И вообще смотри, какой я худой! Да-а-а, что и говорить... Вот видишь, тогда и не жалуйся, что места не хватает. А я тоже худая, да? Мамин американец, когда увидел мои фотографии, ну те, которые ты снимал, сказал, что я скинни. Знаешь, что такое скинни? Еще бы! Ну, раз ты скинни, тогда и не требуй кинг сайз. Какие мы слова-то знаем! Это, конечно, не кинг сайз и даже не дабл... А что? Что, что же это тогда? Ну, не знаю... просто сингл, сингл матрас. А мы тогда дабл скинни. Дабл скинни на сингл матрасе? Хорошо звучит! Ну хватит, перестань пихаться, не видишь, какой туг паркет, я сейчас себе занозу посажу. Сам будешь выковыривать! Нет, не сейчас, сейчас никакой занозы нет!

Меньше всего я думал, что нам будет легко. Что нам будет так легко. Не сразу конечно, а полчаса, час, да какой час, по меньшей мере вечность спустя! Я ожидал чего угодно, высокой трагедии, фарса, безумия наконец... Нет, я вправду не мог себе представить, что мы, как обкуренные джинны на ковре-самолете, будем парить на сингл матрасе высоко-высоко над барханами пыли на паркете, над караванами тараканов на дранке потолка, над Шестой, седьмой, двухтысячной Советской улицей, над сопливым питерским небом, ночью, снегом и обреченностью.

Помнишь, я говорил тебе о переходе на зимнюю форму надежды? Конечно помню... Ну что, переход прошел успешно? А ты сомневалась? Уже нет. И на какую надежду надо переходить теперь? На какую надежду?.. Даже не знаю... А, нет, знаю! Знаю на какую — на итальянскую. Ой, точно! Наверное... наверное, все на свете надежды имеют свою очередность. Нужно только вовремя понять, когда на какую переходить. Вовремя? Да, чтобы не опоздать. Если проворонишь переход с одной надежды на другую, тогда все... Тогда пеняй на себя... Слушай, да ты просто философ! Философ с голой попкой... Ну хватит, я серьезно! Да погоди ты! Когда, говоришь, мы летим? Почти через неделю. Представляешь, почти через неделю нас здесь уже не будет. И этот холодный серый город останется без двух... без дабл скинни на сингл матрасе.

Знаешь... мне хочется, чтобы ты действительно.

Я действительно.

Тогда... давай беречь это.

Давай.

* * *

А я неизлечимым больным всю жизнь завидовал. Нет, не всю, конечно. Скорее в отдельных ее... про- явленьях. Из-за которых ненавидел эту самую жизнь до чертиков. Когда хотел послать все на фиг и свинтить. И не назло кому-нибудь, а потому что надоело. Что же мешало, ведь дверь, как известно, не заперта? Страх? Это было бы слишком просто. Дело в другом. Что до желания, то оно было, причем твердое желание, без дураков. Непонятно было только, как? В смысле — каким способом? Бритва, колеса, петля, кувырок с балкона — все это, конечно, здорово, но как-то неэстетично. Казалось бы, при чем тут эстетика, если потом будет все по барабану? А хрен его знает, сам не пойму. С одной стороны, конечно, наплевать, а с другой — синюшный язык, выпученные глаза, скрюченные пальцы... дерьмо. А потом кто-то обязательно будет цокать: «Ты слышал, этот-то вены себе почикал... Да какое там, конечно не спасли. Кровищи было — до жути! Я давно уже заметил, что он — того...» Не-е-е, так не пойдет. Вот если бы придумали такое... такой способ: раз уж решил, твердо решил свинтить, произносишь какую-нибудь мантру, я не знаю там... скажем... ом мани падме на хрен... и после этого — чпок! И нет тебя. Растаял в воздухе, как Копперфильд. Только чтоб по-честному, без фокусов. Я думаю, тогда бы человечество сильно поредело. Многих ведь только и удерживает, что нельзя так... без шума и пыли. Я читал, что какой-то древнегреческий философ... погоди, вспомню, как его... я даже где-то записывал... на «м» начинается. Ну да, Эмпедокл. Так вот, этот дятел покончил с собой, бросившись в жерло вулкана Этна. Вот это я понимаю. Чистая работа! Но у нас на Загородном нету вулканов, одни дворы-колодцы. Не ехать же, в самом деле, к донам корлеонам, чтобы там в вулкан бросаться. Пока доедешь, такого насмотришься, что подыхать передумаешь... О чем это я? Ну да, про неизлечимых. Тех, кто от СПИДа, рака или чего похлеще... Прям как мы с тобой. Я им всегда завидовал. Но только, в отличие от... ну, ты понял... я думал, если чем-нибудь таким заболею, к врачам обращаться, наоборот, стану. Особенно если точно буду знать, что бесполезняк лечиться. Дело тут не лечении. Просто болезни-то эти все тягучие, можно с полгода, если не больше, загнивать вживую, сходя с ума от боли, вот что обидно. Не-е-е, нам такой радости не надо. Медицина у нас шагнула вперед, так что пусть сестрички стараются, колют на халяву наркотики, глюкозу всякую и прочий веселящий газ, чтобы можно было лежать в нирване и пускать пузыри, медленно угасая. И главное, в конце никаких кривотолков, все чин чинарем: анамнез, диагноз, флюорография, эпитафия. Красота!

А потом все как в кино получилось, заболел именно тогда, когда жизнь настоящая началась. Такая, в которую я раньше и поверить-то не мог. А тут — на тебе. Я когда первый раз от Рудольфовны про этот миелобластный лейкоз услышал, такое отчебучил! У нее на столе под стеклом какая-то бумажка лежала, так я решил, что мне непременно нужно прочитать, что на ней написано. Она мне про трансплантацию мозга что- то важное долдонит, а я слова перевернутые по слогам складываю. Как будто это не мне говорят. Ну точно радио в машине включил и новости мимо ушей пропускаешь, пока музыка не пошла. Рудольфовна, конечно, эту телегу быстро просекла, перед носом рукой машет, здесь ты, говорит, или где? Потом оказалось, что это типичная первая реакция. Так вот, я как очухался, ей сразу как на духу признался, что сам виноват. Сказал, что накаркал, когда думал об этом раньше. Но оказалось, что и тут я не оригинален. У нее для таких, как я, папочка наготове, белая, с тесемками, а внутри — фотографии деток с клиники трансплантации. Уже лысые. С глазами такими... не передать. Она сказала, что в одном Питере каждый год около двух сотен детей раком заболевают. Совсем крохи даже есть... Показала... а потом спрашивает: они, значит, тоже все накаркали? Еще в коляске?

Железный аргумент. Железней не придумаешь. А тебе, Пашка, она эту папку не показывала?