Из первых рук - читать онлайн книгу. Автор: Джойс Кэри cтр.№ 60

супругу,

Пройти моря и земли, чтобы унять томленье

Мужского духа. Он воздаст ей жемчугом и златом,

Ее насытит пищей Рая; и засияет красота Жены.

— Не хотите ли еще вина, мистер Джимсон?

И ко мне склонилось лицо неправдоподобной красоты. Какие глаза! Дымчатые, словно ночное небо, залитое лунным светом, исчерченные, словно тенью от лепестков, голубовато-серыми расходящимися лучиками. Темные у края радужной оболочки, словно краска сбежала туда и осела. С белками, яркими, как облако; а ресницы — два мазка свежей бронзы — темные, как лес перед восходом солнца, когда ни один луч еще не достиг земли. А какой нос, какие губы! Ева. Потрясающая симметрия.

Раздался голос, такой сладкий, что я не различал слов. Женщина до мозга костей. Чаровница. Я сидел с открытым ртом, осклабившись, как боров Цирцеи. Брови не подщипаны, только разровнены и напомажены. Перья из ангельского крыла.

— У вас есть семья, миледи, то есть я хотел сказать — дети?

— Нет, к сожалению.

— Ну, разумеется, нет. В стране Бьюлы детей не рожают.

— Вы считаете, что я не исполнила свой долг?

— Нет, что вы. Ваш долг быть богатой и счастливой.

— Но мы не так уж богаты. — Она смотрела мне в глаза, словно говоря: «Друг, от вас у меня нет тайн». Великолепно сработано! — Муж ужасно пострадал во время кризиса.

— Бедняга.

— Да, ужасно пострадал. Все же, мне кажется, кризис принес не только зло, но и добро. Он заставил подумать о бедных.

— Как же, как же.

— Теперь уже ни одно правительство не допустит безработицы. — Серьезный взгляд, полный сочувствия и политической мудрости. Профитроли в шоколаде.

— Кризис, — сказал сэр Уильям, — несомненно, много способствовал развитию социального законодательства.

— Так же, как и мировая война, — сказал профессор.

— Ах, не говорите об этой ужасной поре, — сказала ее светскость. — Я была еще ребенком, но до сих пор помню эти цеппелины.

— Да, война, пожалуй, принесла не только зло, — сказал сэр Уильям. — Без войны у нас не было бы Лиги Наций. И потом, война научила нас быть всегда наготове.

От этих разговоров на меня напал такой смех, что я захлебнулся и чуть не изрыгнул полстакана вина. Ну и потеха! Сэр Уильям похлопал меня по спине.

— Пожалуй, я разбросаю среди тигров подсолнечники, — сказал я, — и поверну их головками к тиграм.

— Да, да, — сказал сэр Уильям. Он считал, что я пьян.

— Сто гиней, — сказал я. — И дело с концом.

— Нет худа без добра, — сказала леди Бидер задумчиво. Итальянская школа. Кисть Джорджоне. — Как это верно.

— Да, — сказал я, — как нет устрицы без ножа. Вы просовываете его между створками — и устрица в восторге.

— Но, мистер Джимсон, говоря серьезно, разве вы не думаете... в более глубоком смысле?.. — И она обратила на меня свои прелестные глаза. Испанская школа. Религиозный экстаз, кисть Эль Греко.

— Вы совершенно правы, мадам, — сказал я. — Специалист вам из любой дряни конфетку сделает. В нашем поселке глухонемая девчонка родила в тринадцать лет. Ребенка она утопила, а сама глотнула соляной кислоты. Но ее вылечили и упрятали за решетку. Она, конечно, была немного того и буйная.

— Вы думаете, сумасшедшие способны страдать? — Сплошное воркование; ну прямо голубка, которая снесла яйцо. Ах ты, милочка, подумал я. О, дочь Бьюлы!

Она захочет — и создаст ночь лунную и тишину, Плодовые сады, шатер великолепный В кольце песков пустынных и звездной ночи, И нежную луну, и ангелов парящих.

— Прошу вас, мистер Джимсон, еще сладкого.

Сладкого так сладкого. Всегда готов преломить сладкое с ближним своим.

— Еще шоколаду?

О, чудный край Бьюлы!

— Вы абсолютно правы, ваша светлость. Для докторов девчонка была просто находкой. Нет худа без добра.

— Вот еще чем мы обязаны войне, — сказал сэр Уильям. — Успехи медицины. В особенности психиатрии и пластической хирургии.

— Да. Эпоха прогресса. Мать этой девчонки была придурковата и немного глуха. Вышла она замуж за парня, который был еще дурнее и немного чахоточный. Другие ее не брали. И они народили четырнадцать детей. Кто придурковат, кто глух, кто калека, а кто и то, и другое, и третье. Настоящий паноптикум. Чудо, как им удалось выжить. Чудо медицины. Просто диву даешься, каких только детишек не спасают теперь наши врачи.

— Ужасная история. Но наука беспрестанно движется вперед, не правда ли?

— Совершенная правда. И она будет двигаться тем быстрее, чем больше среди населения будет кретинов.

— Вы не верите в науку, мистер Джимсон?

Я засмеялся.

— Этот дом зовется страной Бьюлы. Чудная, милая обитель, где не может быть места спорам, чтобы не будить тех, кто спит.

— Ах, вы ужасный циник, мистер Джимсон!

— Какое там! Но я и не миллионер. Умоляю вас, ваша светлость, ни в коем случае не теряйте ваших миллионов. Это пагубно отразится на вашей живописи.

— Но мы вовсе не богаты. Мы просто бедны. Иначе стали бы мы жить в такой квартире. Правда, Уильям? Где только одна ванная.

— Кстати о ванных. Я хотел бы просить вас об одолжении. Мне хотелось бы написать ваш портрет.

—Надеюсь, не в ванной?

— Нет, в натуре.

— Но я страшно худа, мистер Джимсон.

— Ничего, к вашему лицу вполне подходит худощавая фигура.

— Боюсь, мужу не понравится.

— Пусть не смотрит.

— Гойя, — сказал профессор, — написал герцогиню Альба в двух вариантах — обнаженной и одетой.

— Я видел эти картины, — сказал сэр Уильям. — Превосходные полотна. Столько экспрессии...

— Превосходные, — сказал я. — У обнаженной махи нет шеи, а у махи в сорочке — бедер. Но все равно, что-то в них есть.

— Вам не нравится Гойя, мистер Джимсон?

— Великий художник, писавший великие картины, великоватые для застольной беседы. Один только нос королевы в парадном портрете — целая проблема.

— Лирическая кисть, — сказал профессор.

— Золотая.

Но от Гойи стало слишком шумно. Нос королевы затрубил мне в ухо, и стены Бьюлы задрожали.

— Не надо о Гойе, — сказал я. — Лучше будем любоваться хозяюшкой и потягивать винцо. Когда я могу начать ваш портрет, мадам? Завтра с обеда я свободен.

— Боюсь, у меня дела.

— Нет, нет. Дела могут подождать. Не станете же вы упускать такую возможность? Стать бессмертной, как герцогиня Гойи.

— Еще портвейну, мистер Джимсон? — сказал сэр Уильям.