Открытие колбасы "карри" - читать онлайн книгу. Автор: Уве Тимм cтр.№ 4

Ответственный по бомбоубежищу, пожилой мужчина с подергивающимся от нервного тика лицом, закрыл за ними стальную дверь. Лена Брюкер и Бремер примостились на скамье. Напротив них сидели жильцы дома, несколько стариков, трое детей и много женщин, рядом с ними стояли чемоданы и сумки, одеяла и пуховые перины укрывали их спины.

Все уставились на вошедшую пару. Видимо, решили, что это мать с сыном. Или любовники. Ответственный по бомбоубежищу, в стальной каске, не переставая жевал и тоже глядел на них. Что он подумал? Вот еще одна стареющая бабенка подцепила молодого парня. Ишь как прижались друг к другу. Юбка-то коротковата. Вон, ляжка оголилась. И без чулок, вместо них краска, которая стерлась в том месте, где она положила ногу на ногу: оно стало более светлым. Но это не проститутка и даже не одна из любительниц этого занятия. Видать, дела у нее идут скверно, даже очень скверно. Ведь одиноких женщин сколько угодно. Мужья остались лежать на поле боя или воевали. Женщины просто вешаются мужикам на шею. Страж бомбоубежища полез в карман пальто и вытащил кусочек черного хлеба. Он жевал и не сводил глаз с Лены Брюкер. Повсюду одни женщины, дети, старики. А тут вот оказался молодой парень, моряк. Сидят и шушукаются. Наверняка познакомились где-нибудь в гостях на танцах, официально-то ведь они запрещены. Больше никаких общественных увеселений, когда сражаются отцы и сыновья. И погибают. Каждые шесть секунд гибнет один немецкий солдат.

Но отдыхать нельзя запретить, как нельзя запретить радоваться жизни, смеяться, и именно теперь, когда так мало поводов для смеха. Страж бомбоубежища даже подался немного вперед, чтобы узнать, о чем они говорят. Но что он услышал? Пост управления, склад с картами, отдел навигационных карт. Бремер рассказывал ей шепотом о роли навигационных карт, которые, скатанные трубочкой или сложенные книжкой, должны быть пронумерованы и расставлены по алфавиту, чем он и занимался в Осло при штабе адмирала, он должен был сличать карты или заменять старые новыми.

И упаси тебя Бог что-нибудь перепутать! Потому что карты обязательно должны соответствовать истинным позициям; он наносил на карту места нахождения сторожевых кораблей и, что важнее всего, расположение минных полей при входе в гавань и вдоль фарватера. Иначе может произойти то, что случалось уже не раз: немецкие корабли напарывались на собственные мины. У него вовсе нет желания покрасоваться, но его работа действительно небесполезна, и вот теперь, после проведенного в Брауншвейге отпуска, вместо Осло его направляют в противотанковое соединение. «Понимаете, – говорил он, – я моряк». Она согласно кивнула. Он не сказал: «Я не умею воевать на земле, это чистое безумие». Он не сказал: «Они хотят в последнюю минуту просто бессмысленно загубить мою жизнь». Он не сказал этого не только потому, что был мужчиной, к тому же солдат не имел права произносить такое вслух, а потому, что неблагоразумно говорить подобные вещи тому, кого ты совсем не знаешь. Все еще были фольксгеноссен [2] , соотечественники, которые могли донести за пораженческие мысли. Он, правда, не углядел на ее костюме партийного значка. Но в эти дни он встречал его все реже и реже. Его носили под пальто или прикрывали шалью.

Внезапно до них донеслось далекое глухое жужжание и разрыв где-то глубоко в земле. «Это в порту, – сказала Лена Брюкер. – Они бомбят убежище для подводных лодок». Далекий приглушенный отзвук взрывающихся бомб. Затем – совсем близко – еще взрыв, толчок, погасло аварийное освещение, еще толчок, земля содрогнулась, дом, бомбоубежище раскачивало, точно корабль в море. Кричали дети, Бремер тоже вскрикнул. Лена Брюкер обняла его за плечи. Бомба угодила где-то рядом, не в этот дом.

«На корабле хоть видишь самолеты и как падают бомбы, – сказал он словно оправдываясь, – а тут немного неожиданно».

«Но к этому привыкаешь», – сказала Лена и убрала руку с его плеч.

Страж бомбоубежища осветил фонариком стальную дверь. Луч света скользнул по сидевшим людям, укутанным в одеяла, казалось, их занесло снегом. С потолка, не переставая, сыпалась штукатурка и сеялась пыль.

Через час прозвучал отбой. Тем временем пошел мелкий спорый дождь. На улице, всего в нескольких метрах от дома, зияла громадная воронка, глубиной в три-четыре метра. Наискосок от нее горели крыша и верхний этаж какого-то дома. Женщины тащили из нижнего этажа кресло, одежду, напольные часы, вазы, на тротуаре уже стоял маленький круглый стол, на нем лежало тщательно сложенное постельное белье. В воздухе летали горящие обрывки гардин. Еще в Брауншвейге во время очередного налета бомбардировщиков Бремера удивило, что люди не кричали, не плакали, не воздевали к небу в отчаянии руки, казалось, они просто переезжают из дома, крыша которого занялась огнем, и выносят самые легкие вещи. Прохожие невозмутимо, нет, с полным безразличием проходили мимо. Какая-то старая женщина, сидела в кресле, будто в гостиной, вот только сидела она под дождем и с клеткой для птиц на коленях, в ней с отчаянным криком бился чиж, второй чиж лежал на дне клетки.

Подтянув к горлу отвороты жакета, Лена Брюкер сказала, что, быть может, ее дом уцелел. Бремер развернул серо-зеленую крапчатую плащ-палатку и осторожно прикрыл ею голову и плечи своей спутницы. Она немного приподняла плащ, чтобы и он укрылся под ним, Бремер обнял ее, и так, не говоря ни слова, будто это разумелось само собой, они шли, тесно прижавшись друг к другу, под сеющим сверху частым дождем, в направлении ее дома на Брюдерштрассе. На лестничной клетке свет не горел, они на ощупь пробирались в кромешной тьме, пока он не споткнулся, тогда она взяла его за руку и повела за собой. Открыв дверь квартиры, Лена сразу направилась на кухню и зажгла керосиновую лампу.

Фрау Брюкер откладывает вязанье, поднимается и идет прямиком к шкафу, что некогда стоял в ее гостиной, это полированный березовый шкаф с застекленной серединой. Она нащупывает ключ, к которому прикреплена кисточка, и отпирает правую створку, достает из ящичка альбом, возвращается и кладет его на стол. Альбом с фотографиями в переплете из темно-красной джутовой ткани.

– Можешь полистать. Там должна быть фотография кухни.

На первых страницах на каждой фотографии аккуратно выведена надпись белыми буквами, более поздние снимки лежат стопочками между страницами.

– Нет ли фотографии этого боцмана?

– Нет, – отвечает она.

Я листаю альбом: Лена Брюкер, совсем малышка, на шкуре белого медведя, потом девочка в накрахмаленном платьице с рюшами, в темном платье во время конфирмации с непременным букетиком цветов, а вот малыш в вязаном чепчике и с детским кольцом, это дочь Эдит; мальчик на самокате, девочка с уложенными улиткой косичками, смотрящая вверх, в руках у нее две палочки со шнурком, очевидно, она ждет начала какой-то игры; мальчик с медвежонком Тедди под рождественской елкой, фрау Брюкер на борту баркаса, с развевающимися на ветру волосами.

Она опять взялась за вязанье, считает петли, шевеля при этом губами.

– Какой-то мужчина на баркасе. Похож на Гари Купера, – говорю я.