Билл в ужасе отпрянул.
– Так ты пошла за мной, потому что хотела выудить у меня денег!
– Нет, конечно! Насколько ты помнишь, я пыталась уйти, но то, что возникло между нами, оказалось сильнее меня. Ты же сам предложил мне выпить.
– Я ни на чем не настаивал! По-моему, ты просто мелкая мошенница!
– Теперь мне понятно, почему жена с тобой развелась, – сказала я. – Несчастная женщина… Ну ладно, пускай я, как ты, будучи параноидальным женоненавистником, утверждаешь, и вправду мошенница. Но разве не интереснее, вместо того чтобы просто съездить домой и сунуть продукты в морозилку, провести день так?
– Нет! – угрюмо заявил он и, залившись густым румянцем, отхлебнул у меня из кубка.
– Вот видишь! Ты уже учишься жить по-человечески.
– О чем это ты?
– Да о том, что поначалу тебя можно было просто стереть тряпкой с доски. Ты был практически невидимым. А теперь потихоньку начинаешь приобретать человеческие черты.
– Врешь! У меня всегда были человеческие черты. Это тебя не существовало.
– Нет, – твердо сказала я. – Не существовало тебя.
– Ты обманом вынудила меня взять тебя и твоего так называемого братишку на ланч, может, и еще чего хотела, и я утверждаю, что это именно тебя не существовало!
– А ведь он прав, Мод, – сказал Леопольд.
Я бросила на него испепеляющий взгляд.
– Что ж, Билл, если тебе так больше нравится… Я лично считаю, что ты плод моего воображения, но я готова считаться с желаниями этого Плода.
– Плод! – тихонько рассмеялся Леопольд. – Плодик мой, плод… Эй, плоды, а вы плодитесь?
– Хочешь рассказать мне о методах лечения пародонтоза, Плодик? – предложила я. – Или, например, о своем неудачном браке?
– Нет, – сказал он. – Я, пожалуй, выпью. Пожалуй, пива. Вообще-то я не пью. Давно бросил. У меня были проблемы с кокаином. – Он взглянул на меня, проверяя, произвело ли его признание должное впечатление. – Так, значит, ты все придумала, ну, про волны и все такое?
– Билл, – сказала я строго, – с того момента, как я тебя увидела, я говорила главным образом правду. У меня плохо получается врать. Не веришь – спроси моего брата. А сам ты никаких токов между нами не чувствуешь?
Он накрыл мою ладонь своей.
– Сколько тебе на самом деле лет?
– Восемнадцать. – Леопольд фыркнул, я на него сурово зыркнула. – А тебе, Билли, сколько?
– Сорок три. А ты подумала сколько?
– Бог ты мой, неужели так много? – воскликнула я. – Ну, так как, Билли, поможешь нам?
– Сколько, говоришь, вам надо? Сто долларов?
– Тогда мы с братишкой сможем провести эту ночь в отеле. Я знаю, по утрам жизнь кажется гораздо лучше, во всяком случае, так говорят, но мне лично утром жизнь кажется гораздо хуже – просыпаешься и понимаешь, что надо вставать и пройдет не меньше двенадцати часов, пока тебе удастся лечь снова. И еще, если тебе не трудно, добавь долларов сорок – пятьдесят, а то и сто сверх того. Тогда нам хватит и на бензин, и на еду.
– Ты что, хочешь, чтобы я просто так дал вам денег? Мне-то это зачем?
– Билл, как ты можешь так говорить? От тебя я такого не ожидала. Да я тебе все верну! Пришлю. Или ты предпочитаешь оплату натурой? Бедняжка Леопольд! Ну хорошо, пусть он подождет в холле. – Глаза мои наполнились слезами, и несколько из них стекли горячими струйками по щекам. – Как ты не понимаешь, Билл, я действительно в отчаянном положении! Мне всего восемнадцать, и я никогда еще ничего такого не делала. Но, если ты хочешь именно этого, у меня не остается выбора.
– Хорошо, – сказал он раздраженно. – Вот тебе полтораста.
– А почему ты говоришь это таким тоскливым тоном? Знаешь, добрые дела всегда вознаграждаются. Ты должен радоваться, что сделал доброе дело.
Я высморкалась в салфетку.
– Я отвезу вас в отель, – сказал он.
– Нам по дороге надо еще брата забрать.
– Ты же говорила, что это твой брат.
– Другого брата, – объяснила я, пряча деньги. – Спасибо, Билл! Огромное спасибо!
Пирс стоял у входа в пиццерию, немного мрачный и похожий на Хитклиффа,
[17]
хотя вряд ли, конечно, у Хитклиффа была серо-розовая лысая собака. Впрочем, я книги не читала, видела только фильм с Лоуренсом Оливье, который на меня никогда особого впечатления не производил: у него нет того животного магнетизма, который Пирс так и излучает. Он и сейчас его излучал. Я помахала ему из «Корвета».
– Кто это? – спросил Билл.
– Наш брат, – ответила я.
– Ага, конечно! Похоже, ты и впрямь ловишь мужчин на улицах.
– Да правда же! – закричал Леопольд. – Это правда наш брат!
– Мы везем его в Голливуд, где он станет кинозвездой, – сказала я. – У него есть все, чтобы ею стать, кроме одного.
– И чего же?
– Агента.
– А я открою собственный ресторан, – сообщил Леопольд. – Мне для этого тоже только одного не хватает.
– И чего же?
– Начального капитала.
– А я собираюсь в Калифорнию за приключениями! – сказала я.
– Чего же не хватает тебе? – поинтересовался Билл.
– Всего хватает. Разве что…
– Что?
– Другой мой брат, вернее, третий, которого здесь нет, считает, что у меня нет нравственных принципов и сострадания к ближнему. Впрочем, я просто не понимаю, зачем мне все это. В жизни это только мешает.
25
– Крутая тачка! – сказал Пирс, подходя к нам.
Трейф, которого он держал за ошейник, при виде нас с облегчением завилял хвостом. У него очень выразительный хвост: он умеет им вилять предупреждающе, угрожающе, устало, ликующе, умоляюще и так далее, в зависимости от ситуации. Я даже иногда жалею, что у меня такого нет, правда, имея его, я бы частенько попадала в неловкое положение – лицо мое выражало бы радость, а уныло поникший хвост выдавал бы истинные чувства.
Пирс нежно погладил капот.
– А прокатиться можно?
– Конечно! – кивнула я. – Денег, которые дал Билл, хватит на две ночи в «Кросс-Крик». Он подвезет тебя, а я поеду на «Бронко». Ну как, получилось что-нибудь?
– Потом расскажу, – мрачно ответил Пирс.
Я вылезла из машины и забрала у Пирса ключи. Леопольд с Трейфом ждали в «Бронко», а я сбегала в супермаркет, купила собачьего корма, три бутылки «Нейчур мэджести», чипсов и печенья.
– Леопольд, отель в какой стороне?