– Какие еще на хер деньги? – Партнер Анны приподнялся на руках и посмотрел ей в лицо. – Какие на хер деньги? – повторил он, поворачиваясь ко мне.
– А-а-а-ой! – сказал я.
– А-а-а-ой! – одновременно со мной сказал Колин Роубон.
Анна, тонкое хэбэшное платье которой собралось комком над грудью, извиваясь, выбралась из-под Колина.
– Спасибо, ребята. Девушке, конечно, лестно, но, если можно, пусть кричит только тот, с кем я занимаюсь сексом.
Анна наклонилась через край кровати и подняла с пола неумело связанную сумку. Порывшись в сумке, она извлекла горсть банкнот.
– За что деньги? – поинтересовался Колин треснувшим, как старая сухая дощечка, голосом. Похоже, он был готов расплакаться. – Она ч-что, заплатила тебе, чтобы ты был свидетелем?
– Чего?
– Сколько бы она ни заплатила, я удвою ставку, Пэл. Сразу же, в понедельник, честное слово.
– Я вообще-то за квартплатой приехал.
– Колин, остынь. Он – хозяин квартиры, – пропела Анна.
Роубон перевернулся на спину и натянул штаны. Я старался не смотреть, еще поймут неправильно, хватит с меня потрясений на сегодня, но не удержался. Ага! А размерчик-то так себе. Я сразу почувствовал облегчение.
Колин все еще путался в штанах.
– Прошу тебя… Это не то, что ты… Господи, ты ведь не скажешь Карен, правда? Обещай, Пэл, что не скажешь. Она ни за что не поймет.
Я подумал, что тут даже Карен поняла бы.
– Это не мое дело, Колин. – Я отвернулся и скрестил руки на груди, как бы отгораживаясь от сцены в спальне. – Я всего лишь хозяин дома, приехал за квартплатой. Вот получил ее и уезжаю.
– Значит, ты не скажешь Карен? Обещаешь? Скажи, что обещаешь.
– Не скажу.
– Скажи «обещаю».
– Может, еще побожиться?
– Просто скажи. Нет, я все понимаю… Просто мне хочется услышать, как ты обещаешь. Иначе мне… мне…
– Хорошо, хорошо. Обещаю.
– Обещаешь что?
– Обещаю, что не скажу Карен.
– Ты настоящий друг, Пэл. Правда. Я никогда не забуду.
– Да ладно.
– Мне так нравится мужская солидарность, – сказала Анна. – Вы просто душки!
Она лежала в постели на спине со все еще задранным подолом и сосредоточенно грызла ноготь.
– Нет, серьезно, Пэл… Спасибо, – с благодарностью произнес Колин.
– Всегда пожалуйста. Ну, мне пора. Э-э… спасибо за все.
– Да. Пока, Пэл.
– До свиданья, – бросила Анна.
Пятясь, я медленно вышел из комнаты. Поворачиваясь к двери, я заметил, как Колин вновь развернулся к Анне, на ходу расстегивая штаны.
– Ты, я вижу, не спешил, – сказала Урсула. – Чем ты там занимался?
– Болтал с Колином Роубоном.
– Да ну? И Карен там была?
Урсула бросила полуразграбленный мешок с китайской едой мне на колени и завела двигатель.
– Вряд ли ее присутствие было бы уместно. Колин занимался со студенткой один на один, демонстрируя свое вводное устройство.
– Ты о чем?
– Ладно, проехали.
– Прекрати! Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты отпускаешь какое-нибудь дурацкое замечание, а когда я прошу объяснить, говоришь «ладно, проехали» или «неважно». Раз начал, то говори до конца.
– Это неважно.
– Хочешь, чтобы я разозлилась? Это важно хотя бы потому, что ты темнишь. Рассказывай!
Я вздохнул:
– Ничего особенного… Колин был с девушкой, студенткой.
– Был с?
– Да, был с.
– Что значит «был с»?
– О-о, какого черта. Ну трахались они, ясно?
– Не ясно! Ты откуда знаешь?
– Ха! А сама как ты думаешь, откуда я знаю?
– Ты их застал трахающимися?
– Да.
– Значит, девушка была голая? А ты стоял, разинув рот, и глазел на голую, трахающуюся дуру-студентку?
– А дуру ты откуда взяла?
– Ты мне зубы не заговаривай!
– Успокойся. Это не я ее трахал. Я зашел забрать квартплату, ты сама настаивала, чтобы я сегодня забрал, помнишь?
– Она была голая?
– Нет, – сказал я как отрезал, сам удивляясь, как точно, буквально и абсолютно мой ответ передавал факты. – Кроме того, она была под ним.
– Значит, ты все видел?
Я откинул голову назад и фыркнул, как взмыленная лошадь.
– Да, она задрала платье до подмышек и просто лежала и ждала, пока я приду. Ее образ навсегда запечатлеется в моей памяти. – Этой фразе я с крайним тщанием придал насмешливое звучание. – Видит бог, времени на полумеры у меня не оставалось.
– Что будет, когда Карен узнает?
– Понятия не имею. И откуда она узнает?
– Разве ты ей не скажешь?
– Ей? С чего вдруг?
– Но ведь Колин – ее муж.
– Ну и что? Это не мое дело.
– Правильно. Ты будешь помалкивать, потому что он – мужчина.
Ускорение вдавило меня в сиденье. Я протер глаза и обнаружил, что мы едем со скоростью в пятьдесят миль. Когда за рулем Урсула, спидометр точно отражает ее эмоциональное состояние.
– Опять ты с этой фигней.
– Значит, если бы ты застал Карен со студентом, ты бы ничего не сказал Колину?
– Если бы я застал Карен со студентом, мне бы потребовалось тридцать лет специальной терапии, чтобы снова обрести дар речи. Нет, мужское начало Колина тут ни при чем.
– Значит, если бы кто-нибудь застал тебя трахающимся с женщиной на вечеринке, ты бы тоже не хотел, чтобы мне сказали?
– Начнем с того, что я бы не стал ни с кем трахаться.
– Ну, предположим.
– Но я не стал бы.
– Предположим! Просто вообрази обстоятельства ради эксперимента, представь, что ты трахаешь кого-нибудь… например, Сильке. Мы уже установили, что ты к ней неровно дышишь…
– Что за черт? Ты оставишь меня в покое?
– Если тебя застанут с ней, ты не захочешь, чтобы мне рассказали?
– Если бы – я подчеркиваю, если бы – это случилось, то нет, я не хотел бы.
– Почему?
– Потому что… это глупо и могло произойти, например, только один раз, под гипнозом, после крэка, либо когда ее сообщник держал в заложниках наших детей, пока я не пересплю с ней. В таком случае следовало все оставить в тайне. Если бы ты узнала, наши отношения пострадали бы значительно больше, чем от единичного факта неверности с моей стороны. Вот если бы я спал с другими женщинами каждую ночь, тогда стало бы ясно, что наши отношения дали трещину, но мы бы это поняли и без вмешательства третьих лиц. Как ни крути, мы бы ничего не выиграли, если бы тебе рассказали.