Повелитель снов - читать онлайн книгу. Автор: Масахико Симада cтр.№ 74

– Фотографии не умеют говорить. Простые листы бумаги.

– Если бы люди с фотографий заговорили, то от их трескотни некуда было бы деваться. И так хватает болтунов и в жизни, и на экранах кино. А еще и в снах попадаются.

Мадам Амино хотелось во что бы то ни стало задержать постепенно ускользающие воспоминания о сыне. По этой причине она увеличивала фрагменты его фотографий, смотря на мальчиков его возраста, пыталась увидеть в них подросшего Macao, постоянно писала «Повесть о Macao», занося туда записи о его взрослении. Конечно, приблизиться к реальному образу сына ей не удавалось. Наоборот, в минуты уныния она смотрела на увеличенный портрет Macao, и ей вдруг начинало казаться, что ее мальчик уже умер. Ее сын наверняка был жив где-то, и, боясь убить его забвением, она решительно противилась тому, чтобы воспоминания о нем стирались из ее памяти. Фотографии – страшная вещь, особенно фотографии маленьких детей. Может быть, этот мальчик сейчас живет в достатке и славе, а может, находится в сумасшедшем доме, а может, его уже нет в живых. Различные варианты возбуждали болезненную фантазию человека, смотрящего на фотографию. В фантазиях родной матери Мэтью умирал, воскресал, добивался успеха и терпел неудачи бесчисленное количество раз.

Мадам открыла последнюю страницу альбома и показала Мэтью мятую фотографию.

– Вот кто похитил тебя. Помнишь?

Отросшая щетина выглядит неопрятно. Воображает себя Джеймсом Дином? В зубах сигарета, он смотрит, прищурившись, оглядываясь через плечо.

– Интересно, чем он сейчас занимается? Может, умер уже.

Мэтью посмотрел на фотографию и сказал:

– Где-то я его видел.

– Ты его помнишь?

– Нет, – только и сказал Мэтью и молча посмотрел на фотографию. Затем он решительно закрыл альбом и взял мадам Амино за руку. – Наверное, он умер очень давно. Когда мне исполнилось четыре года, его уже не было в живых. Благодаря тому, что он умер, меня воспитали добропорядочные люди. Мамочка, ты тоже его ненавидишь, да?

– Да. Я и сейчас виню себя за легкомыслие – позволила себя обмануть такому негодяю.

– Мамочка, а какая у тебя группа крови?

– Первая.

– И у меня тоже первая.

Ну и что из этого? Тоже мне доказательство родственной связи. Да во всем мире этой первой группы – пруд пруди.

– Ты знаешь, когда у тебя день рождения?

– Считается, что первого апреля. В тот день мы впервые встретились с Катагири. Если не определились бы со днем рождения, я навечно остался бы четырехлетним. Мамочка, а ты меня когда родила? Когда официальный день моего рождения?

– Тринадцатого февраля. Вот в какой день ты родился.

– О-о. Теперь у меня два дня рождения. У меня есть друг, который справляет дни рождения раз в три дня. Но сейчас он лежит в больнице. А у тебя когда день рождения?

– У меня – четырнадцатого апреля.

– Уже скоро. Ты помнишь, когда видела меня в последний раз?

– Седьмого июля.

– День смерти Macao, да?

Через девять месяцев родился Мэтью. Кем же я был в это время? Ни Macao, ни Мэтью – где я был, что делал?

Эти девять месяцев тебя не было на Земле. Я в то время парил в пространстве.

– Давай выпьем. Ты что будешь?

Мэтью решил больше не думать о пробеле в девять месяцев. У него не осталось никаких воспоминаний этого периода, других людей, кто бы помнил об этом, тоже не было, значит, естественно считать, что в течение этих девяти месяцев его не существовало в этом мире. Эти мысли выбивали почву у него из-под ног. Ему хотелось поскорее перетащить Macao на сторону Мэтью. Но в сознании Мэтью Macao был посторонним ребенком. Он не мог так быстро и легко поверить, что Macao – его детские годы. Если бы ему сказали, что Macao – это Мэтью в прошлой жизни, ему и то было бы легче поверить. Может быть, если бы в один прекрасный момент появился родной отец Мэтью и пробел в девять месяцев оказался заполнен реальными фактами, Macao и Мэтью идеально совпали бы друг с другом.

Мэтью, не ломай себе голову. Тебя и так целых три штуки. Второго тебя никто не знает, вот и ты наплюй. Парень мотается во мраке вселенной, как останки космического корабля. Для тебя сейчас достаточно сыграть роль выросшего Macao. В этом и заключается твоя работа.

На следующее утро мадам Амино сама приготовила завтрак. За последние пять лет она ни разу не держала в руках кухонного ножа и не касалась сковородок. Под руководством горничной она приготовила омлет с ветчиной и помидорами, сама принесла его на террасу и села напротив Мэтью.

– Ты хорошо спал?

Мэтью ответил:

– Да. – И, приступив к дегустации омлета, продолжил: – Я часто перестаю понимать, где я нахожусь. Так было и сегодня утром. Мне показалось, что кто-то спит со мной рядом, и я передвинулся к краю огромной кровати. Сегодня утром мне снилось много снов. Ты мне тоже снилась, мамочка.

– И как я тебе приснилась?

– Я хотел перелезть через забор, а ты мне помогала. Вот так поднимала мне ногу. – Мэтью поднял обе ладони кверху тыльной стороной.

– А что было за забором?

– Туманность.

– Туманность? Ты имеешь в виду звездную туманность?

– Да. Во сне я думал, что родился в этой туманности.

– И что было дальше?

– Я встал на заборе. И пока я думал, что же мне делать: прыгнуть в туманность или вернуться в прежний мир, то есть на ту сторону, где была ты, я проснулся.

– А куда ты хотел отправиться?

– Если в следующий раз увижу такой же сон, попробую прыгнуть в туманность.

Мэтью пристально смотрел влажными виноградинами глаз на стакан с томатным соком, он растворил всё, о чем сейчас думал, в этой красной плотной жидкости и залпом ее выпил. Но ему не удалось избавиться от мыслей, которые, как смола, застряли в его голове. Мэтью солгал. Во сне его подталкивала не мадам Амино. Это был его негодяй отец, чью фотографию он вчера вечером видел в альбоме. С силой, будто метал ядро, он подкинул Мэтью на забор, а потом тыкал в него палкой, пытаясь сбросить по другую сторону забора. Микаинайт, я бегал по забору весь в слезах. Туманность не была местом моего рождения, это был ад, в котором боролись за свое существование плохие парни. Стараясь сохранить равновесие, я бежал по забору, пока негодяй не скроется из виду. Так я оказался здесь.

С террасы был виден Тихий океан, подернутый легкой дымкой, как будто он находился в полудреме. В тяжелом воздухе даже щебетание воробьев звучало на полтона ниже.

Совершенно точно, на дне болота памяти были погребены воспоминания об отце. Во сне Мэтью превратился в рыбу и копошился на дне болота. Вот как? Отец во сне воспитывал Мэтью. Мэтью пригласил отца, который уже превратился в пыль прошлого, к себе в сон и сделал из него строгого воспитателя.