Повелитель снов - читать онлайн книгу. Автор: Масахико Симада cтр.№ 48

Стоило только Тэцуя пошевелиться, как от него начинало пахнуть прелой травой, залитой спиртом. Крепкое тело, натренированное тайфунами и сбором тростника, могло бы принадлежать боксеру родом с маленького островка в Карибском море.

Но настоящим мужиком он не был. Несомненно, я чувствовал его мужественность гораздо острее, чем любая из баб, переспавших с ним. Казалось, это панцирь из мышц, надетый на выкрученную девку. Он страдал от недостатка любви, даже когда набрасывался с кулаками на собеседника. Он ощущал одиночество не головой. Каждая мышца в его теле требовала компании. Он пытался силой найти подтверждение тому, что не одинок. Он не отвлекался ни на минуту, наблюдая за любовными проявлениями партнера, и в малейших изменениях отношений видел признаки предательства. Я могу оставаться один в любой ситуации. От чужого человека к приятелю, от приятеля – к другу, от друга – к брату, от брата – к чужому человеку – я продолжаю свое путешествие, не будучи никем, и мой бизнес – торговля свободным временем и дружескими отношениями с теми, кого я встречу. В этом бизнесе абсолютно необходимо играть роль одинокой летучей мыши.

Тэцуя совсем не мог оставаться в одиночестве. Он не мог прожить без человека, который давал бы ему уверенность и утешение. Точно так же, как одинокий остров Дайто в Тихом океане не мог жить, не принадлежа Японии. Если бы каналы обеспечения с большой земли и Окинавы были перекрыты, на следующий же день остров превратился бы в необитаемый. Похоже, этот страх Тэцуя впитал через поры своей кожи.

Остров Южный Дайто открыл русский адмирал, черные корабли [153] тоже заходили на этот необитаемый остров. В начале XX века под руководством одного предпринимателя-авантюриста с острова Хатидзё на отвесные скалы Южного Дайто прямо с корабля спрыгнуло двадцать отважных первопроходцев. Это были первые поселенцы. Они сожгли девственные пальмовые рощи и начали выращивать сахарный тростник. Вскоре плантации тростника распространились по всему острову, управлять которым стали компании – производители сахара. Директор компании был главнее императора. Остров скорее напоминал корабль, на котором рос тростник, чем часть Японии. И жили там не японцы, а матросы, выращивающие тростник.

На этом «корабле» единственной отдушиной было саке. И питейных заведений вдоволь. Точнее говоря, только питейные заведения там и были. И стар, и млад гудели до поздней ночи. Управление «кораблем» было поручено экипажу тридцать лет назад, а до того вся земля «корабля» принадлежала компании, и у матросов была привычка – все заработанное тратить на выпивку. Построишь шикарный дом, а придет тайфун – и от дома останутся одни обломки. Никто на тебя не смотрит, так что нет смысла покупать модную одежду или «мерседес». А важность свою даже в ломбард не заложишь. Только в носу от нее свербит.

Матросы с острова Южный Дайто были похожи на Маугли. Их сердца бились в унисон с волнами, они чувствовали движение облаков и движение ветра подобно чайкам, жили одним днем, как тюлени. Пока они плыли на этом «корабле», им приходилось постоянно встречать одни и те же лица, поддакивать историям, которые слышали миллионы раз. Тэцуя такая жизнь была не по душе, и он сбежал с «корабля», но от хвоста дикого животного так легко не избавишься. До сих пор я ни разу не встречал таких хвостатых.

Тэцуя увлекался дайвингом, но у него никогда не возникало желания играть с рыбками, наслаждаясь красотами коралловых рифов. Ясное дело: в море ныряют для того, чтобы добыть себе пропитание. Набрать со дна раков-богомолов, плавая вместе с рыбами, всадить гарпун в бок морскому карасю, съесть добычу, приправляя ее соленой морской водой. Так, как едят киты.

На земле нет лучше кушанья, чем коза. По случаю праздника забиваешь козу, которую держал для откорма, и ешь ее мясо прямо с кожей, только шерсть общиплешь. А еще вкуснее растолочь в соевом соусе зерна горчицы, что растет во дворе, и полить этим мясо, рассказывал Тэцуя, сглатывая слюни.

Тэцуя, сошедшему с «корабля» и очутившемуся в Токио, нужно было стать заправским токийцем: разбираться в обычаях и умело пользоваться словечками. Он ни разу не ездил на поезде. В ресторане были одни незнакомые блюда. Названия мест звучали абракадаброй. Для него было достаточно десяти минут, чтобы заблудиться. Он не знал, с чего надо начинать поиски ночлега, и сперва улегся на картонных коробках, растеленных возле камеры хранения на вокзале. На следующее утро его выгнал оттуда торговец политурой, заявив, что место принадлежит ему. Так Тэцуя обнаружил, что стал бомжом. Он нашел «старшего товарища», чтобы научиться правилам бомжевания. Тэцуя узнал, где находятся дешевые гостиницы, как садиться в поезд, как устроиться на поденную работу, сколько платят и как с тобой обращаются. На дорожных работах токийцев мало, может и повезти. Для Маугли – что комплекс рожденного на заброшенном острове в южном море, что мечты о чем-то великом, что мужская гордость – большого смысла не имеют. Всё растворяется в приятной усталости от работы. Но цивилизованный человек, сидевший внутри Тэцуя, был наивен и обидчив не в меру. После работы он пропускал стаканчик, выходил на улицу слегка поддатый и тут же поражался тому, что все вокруг него не имеет к нему никакого отношения. Ни хорошо одетая женщина, идущая по улице, ни сутулый служащий с кейсом для бумаг под мышкой, ни такси и легковушки, выстроившиеся в очередь около перехода, ни сломанные зонтики в мусорке, ни бездомная собака, рыскающая в поисках еды, ни доносящаяся издалека сирена «скорой помощи», ни дым сигареты откуда-то из-за спины.

Всевозможные предметы словно бы отдалялись от него. Я тоже когда-то испытывал подобное. Надравшись авамори, Тэцуя часто бросал: «Хочу обратно на остров». Но вернуться туда не мог.

– Пока не очищусь, не видать мне острова.

Я спросил, что это за очищение такое. И тогда впервые он принял покаянный вид:

– Да я обрюхатил двоюродную сестру. Островок маленький, нигде не скроешься. Идиот, конечно. От ребенка она избавилась в больнице в Наха. Мне тогда восемнадцать было.

Короче, он приехал в Токио, чтобы избавиться от лишней энергии. История о невероятных жизненных коллизиях, подходящая для заунывного чтения под сямисэн. [154] Но, интересно, если бы ребенок родился на свет, ноги у него были бы… короткие?

– Теперь понял, в чем мой кретинизм? В том, что я, совершив дурость на острове, расширил границы своего мира. Просидел бы всю жизнь на Дайто и не парился бы, кретин я или нет. Живи себе как тростник, какие проблемы. А в Токио по собственной воле приходится в кретина превращаться. От степени дурости зависит, насколько успешно будешь ты продаваться. Я зарабатываю, занимаясь такими кретинскими вещами, какие другим и не снились. Таков рок-бизнес. Пока я занимаюсь роком, я могу оставаться неандертальцем.