Хлопает автомобильная дверь. Вы едва не выпрыгиваете из джинсов. У входа в больницу хрустит зажигание – заводят мотор. Вы совершаете одеревенелый пируэт и идете назад, к гостинице. Сзади слышно, как отъезжает «скорая помощь». Вы ускоряете шаг и переходите улицу – нельзя попадаться им на глаза! Добравшись до «линкольна», вы припадаете на колено. «Скорая помощь» не спеша проезжает мимо. Мигалки спят, как угомонившиеся пьяницы; сирены молчат, как гиены, уставшие выть.
На перекрестке с Мэдисон-стрит машина притормаживает, меняет передачу и едет дальше.
Вы переводите дух и поднимаетесь на ноги. И видите, что перед вами стоит Андрэ.
03:28
Вот вам и «переродившийся»! Правильнее будет «пере-переродившийся». Грешник, который сначала «находит» Иисуса, а потом – от скуки, или от стыда, или от излишней образованности, или из практических соображений – с энтузиазмом и без сожаления возвращается к грешной жизни. Так или иначе, манера, в которой Андрэ хлопает руками, кивает головой и отворачивает губы, сверкая зубами в вульгарной обезьяньей усмешке – еще до того, как ему дали заработанные эскимо и кекс, – эта манера ясно свидетельствует: он искренне счастлив, что снова начал воровать, и безумно горд, что ворует ловко и успешно.
Вы тоже счастливы и горды и даже не верите, что все так здорово получилось. Может, удача снова повернулась к вам лицом, и вторая и третья фазы проекта пройдут как по маслу?
Направляясь в сторону аэропорта по шоссе Ай-5 (вы решили не искать Белфорда в окрестных кварталах, справедливо рассудив, что, во-первых, это отнимет драгоценное время, а во-вторых, встреча с ним ни к чему хорошему не приведет), вы не в силах оторваться от магического наконечника: берете его, кладете на сиденье, снова берете… Вы взвешиваете его на ладони, вертите в пальцах, подносите к глазам… свет пролетающих фонарей проходит сквозь кристаллическую часть и отражается от нефритовой. Наконечник тяжелее, чем кажется на вид; в нем скрыт вес доисторических идолов. Он гладок, как окровавленное гусиное перо; он благороден, как непарная палочка для еды; он первичен, как пчелиные соты; он похож на расплав древнего ритуала, залитый в божественную форму и по прошествии множества мелькающих веков превратившийся в ледяной луч базовой функции. Канал для ароматизированной лотосом воды, гарпун для левиафана императорского гастрита, полированный корень из хтонического сада – этот наконечник, облитый уличным светом, несет отстраненное достоинство и мрачную страстность бледно-зеленой звезды.
В конце концов вы вспоминаете, где и как этот предмет про. вел большую часть своего существования, и окончательно кладете его на сиденье. И вытираете руку о джинсы. Подумать только, какая гадость, и в то же время какое рыцарство стороны Андрэ – принести наконечник во рту!
– Знаешь, обезьяна, а ты молодец! Я серьезно: ты лучше всех. Мы с тобой здорово сработались, да? Андрэ и тетушка Гвен. Крутейший альянс со времен слияния Арджи-ар и «Набиско». Говоря по правде, – имитируете вы гундосый говорок Даймонда, – мистер Данн не заслуживает наших талантов!
Андрэ отвечает коротким криком, и вы оглядываетесь через плечо в наивной попытке определить, соглашается он или возражает или просто реагирует на имя своего хозяина.
– Нет, конечно, мистер Данн о нас заботится – и о тебе, и обо мне…
В гортани появляется комок непрошеных эмоций. Победив минутную слабость, вы говорите:
– Извини, в аэропорту мне придется опять посадить тебя в багажник. Не сердись, пожалуйста! Багажник большой, просторный, не то что в прошлый раз. И потом, это для твоей же пользы. Я обернусь очень быстро, ты и глазом не моргнешь!
Знаменитые последние слова…
04:39
Современная физика, считающая время категорией относительной, позволяет доказать, на радость Эйнштейну, что совокупная продолжительность таких событий, как блуждание по пустынному зданию аэропорта, долгожданный визит в туалет и переговоры с клерками двух международных авиалиний, сравнительно невелика – в конце концов, время зависит от скорости движения наблюдателя, и Эйнштейн, будучи покойником, пребывает либо в состоянии абсолютного покоя, либо перемещается в виде сгустка чистой энергии с околосветовой скоростью; однако с вашей точки зрения все происходящее в аэропорту тянулось так долго, что вы полностью потеряли самообладание и едва не потеряли рассудок.
Даймонд вылетает в шесть утра; значит, он должен покинуть «Гремящий дом» где-то без четверти пять, чтобы появиться в аэропорту в пятнадцать минут шестого. Вы собирались позвонить ему на обратном пути, воспользовавшись мобильным телефоном в «линкольне», но времени уже нет. Приходится довольствоваться телефоном-автоматом у входа в зал ожидания. Вы набираете номер и ждете, затаив дыхание. Всплеск помех на линии так внезапен, что трубка чуть не вываливается из рук.
04:40
Когда шум стихает, вы слышите окончание новой записи на автоответчике: «…за сараем. Только не забудьте: картина не знает, кто ее нарисовал, а история не знает, кто ее рассказывает. Экономика тоже понятия не имеет, кто такие экономисты, не говоря уже о брокерах и мелких инвесторах. Вы получили то, что сами принесли, и вообще все это редкая туфта. Не трудитесь оставлять свое имя, номер и время звонка, потому что дядюшка Ларри…»
– Ларри! Ларри, это я. Подними трубку! Ты ведь еще дома, да? Ларри, ну пожалуйста, это…
Щелк.
– Клубничная пипка. Как мило с твоей стороны.
Это что, сарказм? Трудно сказать, особенно когда к его типичным угрожающим интонациям добавляются помехи. По крайней мере он еще не ушел.
– Ну да, решила позвонить, попрощаться. Ты ведь скоро выходишь?
– Совершенно верно.
– Э-э… тебя Ураган отвезет?
– Да, будет интересно. Он уже больше года не садился за руль. Продержись мой мотороллер еще один день, я бы не стал его напрягать. Кстати, тебя я не напрягаю? Почему ты не спишь в такой час? Решила зайти на «дискотеку»? Старая боевая лошадка услыхала сигнал к последней атаке? Хочешь пройти сквозь строй на костылях? Порыться в обломках корабля, найти великого ленточного червя? Бросить прощальный взгляд в кассовые аппараты его зрачков?
В другое время его вербальные излишества, несмотря на всю их гипнотичность, показались бы вам раздражающе неуместными. Однако сейчас сквозь шорох помех в его голосе слышится необычное лихорадочное отчуждение: должно быть, его болезнь по ночам обостряется.
– Я еще не ложилась, – отвечаете вы мягко.
– Ага, значит, я был прав! Мне не удалось связаться с тобой при помощи стандартного телефонного оборудования, и тогда я предпринял попытку проникнуть в твои сны, тоже без особого успеха. Пришлось сделать вывод: либо я утратил ловкость, либо ты не спала. Я рад, что верным оказался второй вариант.
– Ты мне звонил?