Сонные глазки и пижама в лягушечку - читать онлайн книгу. Автор: Том Роббинс cтр.№ 72

– Так и будешь торчать под дождем? Посмотри, ты весь промок! Давай посиди в машине, я печку включу.

– Пум-пурум-пурум! – поет он в ответ. – Пум-пурум-пум.

Вначале было одно. А потом одно привело к другому.

Незыблемая правдивость этой сокращенной версии первой главы Книги Бытия получает очередное подтверждение в маленьком салоне «порше», который ни вам, ни большинству людей, ни даже немецким инженерам – никому не пришло бы в голову назвать местом, пригодным для полномасштабного полового акта. И тем не менее. Вы стянули свитер, чтобы вытереть ему голову, он запустил татуированную руку вам под юбку, окна своевременно запотели – в общем, одно привело к другому.

Над этой загадкой вы будете мучиться до конца своих дней: как могли два взрослых человека в такой чудовищной тесноте… Однако умудрились. Причем не кое-как, а страстно, нежно и продолжительно. Белый пони, храпя и брыкаясь, забежал на вершину холма – сначала рысью, потом галопом – и не сбавляя шаги понесся дальше, до лужайки перед вашим крыльцом, а потом несколько раз поднялся на дыбы, лег на спину и начал лениво кататься в спелом клевере. (Кью-Джо права: все предыдущие оргазмы были ложной тревогой, искусственным сыром, фонограммой и плацебо.) Конденсат на стеклах создает ощущение защищенности, однако это ложная защищенность: на пике вашего слияния «порше» качался так яростно, что вся округа – слава богу, полиция уехала, – в конце концов поняла: в маленькой спортивной машине происходит нечто непотребное; а бедный Андрэ, наверное, подумал, что его спустили с Ниагарского водопада в железной бочке.

– Почему ты смеешься, Гвендолин?

– Да так, ерунда…

Зачем портить приятную постсексуальную задумчивость рассказом о находящейся на борту обезьяне? Даже отдав мужчине тело, девушка должна сохранить какие-то секреты.

Вы прижимаетесь к нему. И мечтательно урчите:

– Ларри…

– Да?

– Расскажи мне про старые добрые времена. Расскажи про восьмидесятые.

Он вздыхает:

– Ах, жабенок.

А чего он хотел? Давно пора понять, вы не из тех, кто спрашивает партнера: «Тебе тоже понравилось?» Он снова вздыхает. Вы тоже вздыхаете:

– Что ж. Не хочешь рассказывать о пароходе, который уже уплыл? Тогда расскажи о том, на который я еще могу успеть.

– Ну, есть много разных пароходов. Один называется «Природа», другой «Секс». Есть еще «Искусство», «Наркотики»… Они покачиваются почти у каждого причала, заходи и плыви – через социальные водовороты, через штили депрессий и бюрократические мели. Лучшие из пароходов могут даже преодолеть приливы посредственности.

Да, прогулка на пароходе «Секс» оказалась приятнее, чем можно было предположить. Но сейчас вы снова на берегу, разминаете ножки, и ни искусство, ни наркотики никогда не были реальной альтернативой. Вы снимаете трусики с рычага передач. Чтобы их натянуть, нужно быть очень хорошим акробатом. Удивительно, что их так легко удалось снять. Приведя себя в относительный порядок, вы долго, пристально смотрите Даймонду в глаза. А потом выкладываете все начистоту. Рассказываете ему про задумку с игрой на фьючерсах.

– Как ты можешь представить, – заключаете вы, – у меня даже близко не наберется того минимума, который необходим для покупки серьезного количества малодоходных ценных бумаг. Но ты сам вчера предложил (неужели и вправду вчера?), что это препятствие можно обойти. Ведь можно, да? Ларри? – Вы целуете его в колючие щеки, затем в губы. – Ты ведь можешь?…

– Почему бы нет? Надо подумать… Честно говоря, твой план кажется скорее неуместным, чем неэтичным. Он так же соблазнителен, как остывший кофе с черствой булочкой. И тем не менее я согласен слегка покрутить его в церебральной центрифуге. Справедливо, да? Взамен дядюшка Ларри тоже попросит тебя поработать центрифугой. И помахать плавниками. Потому что у всех вышеупомянутых пароходов есть пробоины. А тот, на который ты хочешь попасть, вообще затонул – что, может, и к лучшему. Пришло время забыть о пароходах и вернуться в воду. По крайней мере сесть на листок. Так что убери эту алчную, хитрую, заискивающую улыбочку – и послушай мои сказки.

Ладно, дядюшка Ларри. Как прикажешь.

– Я заметил, – начинает Даймонд, – ты любовалась цветением моей мужской гордости.

– Вовсе нет! С чего ты взял?

– Даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять: я обрезан.

– Ну и что такого? Ты ведь еврей, да?

– Я такой же еврей, как ты англичанка. Забавно, что люди автоматически связывают обрезание с евреями. А ведь ритуал родился еще в Египте. Моисей, воспитанный, разумеется, по египетским понятиям, велел сынам Израилевым обрезать крайнюю плоть либо потому, что верил в гигиеническую целесообразность этой процедуры, либо просто из соображений солидарности: ему ведь тоже подкорнали кончик, а значит, каждый бунтовщик в знак личной преданности должен был поступить так же. В общем, как ни крути, священная генитальная коррекция была введена в обиход древними египтянами – более пяти тысяч лет назад! – и примерно в то же время возникла система знаний и традиций, основанная на поклонении звезде Сириус. Сегодня в племенах бозо и догонов религиозные церемонии в честь Сириуса тоже включают обряд обрезания. Для этих людей процедура отсечения крайней плоти символизирует вращение Сириуса-В вокруг Сириуса-А.

– Прости, что перебиваю, но это смахивает на очередную попытку мужчин приписать своим пиписькам космическое значение.

– Хе-хе! Это связано, умница ты моя, с эллиптической траекторией ритуального ножа. Кроме того, наши, как ты вульгарно выразилась, пиписьки в самом деле имеют космическое значение, так же как и твои сладкие трубочки: и те, и другие служат великим целям достижения экстаза и продолжения рода. И кстати, в большинстве фольклорных традиций мужские и женские половые органы тем или иным образом связаны с лягушкой. Лягушки связаны с грибами, грибы связаны с гениталиям, а все вместе – грибы, лягушки и гениталии – опосредованно связано со звездами. Я это говорю, просто чтобы показать, насколько тесно все переплетается. Вообще эти вещи крайне запутанны; я даже не знаю, с чего начать.

– Слушай, если все так сложно… может, не надо ради меня мозги утруждать?

Даймонд открывает рот, чтобы ответить, но вдруг замирает и вскидывает подбородок.

– Гвендолин, я понимаю, это дорогая машина последней модели… И все же – у тебя в багажнике нет мышей?

Вы принимаете вид оскорбленного изумления – однако в багажнике действительно что-то шебуршится, а в салоне «порше», наполненном запахами мужских и женских соков вперемешку со сладко-горелым ароматом целебных индейских листьев, прорезается крепкий и недвусмысленный дух обезьяны.

– Я сейчас вернусь, – говорит Даймонд.