Рэт Скэбис и Святой Грааль - читать онлайн книгу. Автор: Кристофер Дейвс cтр.№ 57

– Почему церковные власти обвинили Соньера в том, что он берет деньги за мессы, которые не служил, лишь в 1909 году? – размышлял Скэбис вслух. – То есть почти через четверть века после осуществления строительных проектов, которые, прошу прощения за тавтологию, осуществлялись на средства, добытые предположительно нечестным путем?

– Ну… – сказал я.

– И если не было никакого сокровища, откуда тогда у Соньера образовались старинные золотые монеты, которые он, по свидетельству очевидцев, раздавал всем и каждому, не считая?

– Да, интересный вопрос…

– Почему Мари Денарно не раз говорила, что жители деревни «ходят по золоту, даже не подозревая об этом»? Я это к тому, что слухи о том, что Соньер нашел спрятанное сокровище, возникли задолго до появления в Ренн-ле-Шато Корбю.

– Ну, я считаю…

– Если Корбю действительно все придумал, тогда зачем он в первые пару лет после смерти Мари Денарно перерыл все владения Соньера, пытаясь разгадать тайну «Cure aux Milliards»?

– Вот именно! – Я все-таки втиснулся в скэбисовский монолог со своей репликой. Я что-то не помню, чтобы у Лейси были такие же проблемы с Кегни. Очевидно, я погорячился, когда сказал, что теперь стал принимать более активное участие в разговорах о Ренн-ле-Шато.

Уже смеркалось – небо, затянутое мутной, пропитанной влагой дымкой, постепенно меняло свой цвет с бледно-серого на бледно-черный, – а наш разговор перешел на зашифрованные документы. Меня всегда настораживало, что все люди, которые утверждали, будто видели оригиналы пергаментов своими глазами, были так или иначе связаны с Плантаром и Сионской общиной. Тем не менее я почему-то не сомневался, что пергаменты, найденные Соньером при реконструкции церкви, – не подделка, и поэтому с большим подозрением относился к признанию Филиппа де Шеризе, что он якобы и есть автор означенных документов. Обманщику верить нельзя. Тем более когда он признается в обмане.

– Понятно, что мы никогда не узнаем всей правды, – сказал я. – Для этого нужно хотя бы увидеть оригиналы своими глазами. Если они вообще существуют. И потом, даже если эти «подлинники» вдруг обнаружатся в открытом доступе, что-то я сомневаюсь, что большинство ренньерцев поверят в их подлинность.

– Очень правильное замечание, – согласился Скэбис. – Знаешь, мне все-таки кажется, что эти два документа были написаны разными людьми. Да, почерки очень похожи, но есть небольшие различия. Сейчас я тебе покажу.

Он ушел в дом, но почти тут же вернулся, бормоча что-то насчет «некоторых несознательных товарищей, которые книжки берут, а потом не торопятся возвращать взад». И я в общем-то понимаю его возмущение. Судя по напластованиям книг на столе у меня в кабинете, его картонная коробка с «библиотекой о Ренне» должна быть почти пустой. Разумеется, Скэбис тут же поднял меня с кресла, и мы отправились ко мне, чтобы взять нужную книгу для наглядной демонстрации разницы между двумя зашифрованными документами. Но как только Скэбис вошел ко мне в кабинет, его внимание тут же привлек список «Что надо сделать, чтобы найти Святой Грааль», прикрепленный к стене сбоку от монитора. Быстро пробежав список глазами, Скэбис ткнул пальцем в листок и объявил:

– Вот в чем наша ошибка. У нас был четкий план действий но мы на него положили. Так что и нечего удивляться, что мы ничего не нашли. – Он указал куда-то на середину списка. Я Это была гениальная разработка. Вот, смотри. Тут написано: «Поговорить с экспертом-почерковедом». А кто нам нужен конкретно сейчас? Вот именно. Почерковед!

Самое поразительное, что через пару часов мы нашли того кто нам нужен. Мы зашли в интернет, быстренько выяснили, что эксперты по почерку называются по-научному графологами, потом набрали в поисковике «графолог+Лондон» и среди выданных ссылок обнаружили сайт некоей дамы по имени Эмма Баше. Эксперт-графолог с почти двадцатилетним стажем работы, Эмма Баше принимала участие в нескольких теле– и радиопрограммах и периодически пишет статьи для «The Times». Среди тех, чей почерк ей приходилось анализировать, были такие известные личности, как принцесса Диана и Тони Блэр.

Мы отправили Эмме письмо на ее электронный адрес, указанный на сайте: представились журналистами и спросили, не согласится ли она взглянуть на древние рукописные документы, предположительно связанные с тайной спрятанных сокровищ. Я был уверен, что ответа не будет, и особенно после того, как по настоянию Скэбиса мы написали, что упомянутое сокровище – это, вполне вероятно, Святой Грааль, и клятвенно пообещали, что она «не останется в обиде», если полученная от нее информация поможет нам в поисках и мы обнаружим что-нибудь по-настоящему ценное. Но ответ, как ни странно, пришел. Причем Эмма, должно быть, сидела за компьютером, потому что ответ пришел чуть ли не через пару минут. И что самое удивительное, она не отписалась в том смысле, что «ребята, сдавайтесь в дурдом». Она написала, что заинтригована нашим письмом и готова встретиться. Вполне очевидно, что тетенька тоже страдала необратимым умственным расстройством – как и мы со Скэбисом.

Через несколько дней мы встретились с Эммой Баше в одной кофейне в центре Лондона. Это была привлекательная моложавая женщина средних лет, стройная, высокая, с очень короткими огненно-рыжими волосами («У меня прическа, как в «Тенко», – пошутила она в ответ на вопрос, как мы ее узнаем). Она объяснила, что в почерке отображается личность («Почерк всегда выдает твое истинное лицо. По почерку можно сказать очень многое о человеке и понять, что он собой представляет на самом деле»), и что почерк каждого человека столь же уникален, как и его отпечатки пальцев. Эмма добавила, что графология – это серьезная и точная наука, и что уголовная полиция нередко прибегает к услугам графологов при расследовании преступлений и проверке подозреваемых.

Больше всего нас со Скэбисом интересовал вопрос, можно ли определить, кто составил зашифрованные документы с королем Дагобертом и синими яблоками: один и тот же человек или все-таки двое разных. Поскольку текст на обоих пергаментах был записан заглавными буквами в стиле скорее печатном, нежели рукописном, мы опасались, что вряд ли здесь можно сказать что-то определенное – даже специалисту-графологу с двадцатилетним стажем, – но, едва взглянув на фотокопии, Эмма сразу же объявила, что сама форма букв уже кое о чем говорит, но ей нужно все рассмотреть как следует. Пока Эмма рассматривала документы, мы со Скэбисом сидели молча, чтобы ей не мешать. Для чистоты эксперимента мы рассказали ей очень немногое об истории этих пергаментов и не стали упоминать многочисленные теории об их авторстве. Мы только сказали, что нам неизвестно, кто их составил и был ли это один и тот же человек.

– Тут есть существенные различия, – наконец проговорила Эмма. – Конечно, для полной уверенности надо бы посмотреть оригиналы, но я бы сказала, что эти два документа написаны разными людьми. Помимо несоответствий в стилистике и разбивке… чтобы это заметить, вовсе не обязательно быть графологом… они отличаются самим начертанием букв. В коротком тексте наклон почти незаметен, – она постучала пальцем по документу с Дагобертом, – а в длинном тексте он проявляется очень явно, причем беспорядочно. И обратите внимание на букву «М». В коротком тексте это обычная «M», a в длинном она загибается внутрь в нижней части. Иногда она выполнена в форме сердца, а иногда… ягодиц, причем явно женских. Хотя, может быть, мне это кажется из-за собственной испорченности. В общем, чем больше я на них смотрю, тем вернее убеждаюсь, что эти два документа написаны разными людьми. В длинном тексте есть несколько фрагментов, когда средняя зона букв опускается в нижнюю. Тот, кто это писал, пребывал в состоянии крайнего напряжения. На него что-то давило. Или, лучше сказать, что-то его угнетало. Он был чем-то встревожен, причем очень серьезно. Скорее всего он вообще был серьезным и напряженным. Как теперь говорят, по жизни. А вот у автора короткого текста таких проблем, видимо, не было. Похоже, что он был в ладу с собой. И вообще редко когда напрягался и был человеком веселым и легким в общении.