Ему повезло — небольшое давление в котлах транспорта поддерживали даже на стоянке, и оно еще не успело стравиться. Тому виной попытка капитана уйти, закончившаяся не начавшись, но свежие порции угля кочегары успели подкинуть в топки, и он еще даже не успел окончательно прогореть. Конечно, этого было недостаточно, чтобы дать полный ход, но провернуть винт давления хватало.
С быстротой, от которой зависела их жизнь, немногочисленные подчиненные Иванова разбежались по местам. С машиной пришлось разбираться самому лейтенанту — в способности матросов быстро разобраться с незнакомыми механизмами он не без основания сомневался. Конечно, и сам он не был механиком-профессионалом, но основы каждый офицер знать обязан, и в результате, под молитвы одних и матюги других участников авантюры, корабль медленно двинулся вперед.
Несмотря на кажущуюся неторопливость, напор воды в пробоину резко, скачком усилился, и корабль начал быстро оседать на нос. Те, кто находился на его борту, почувствовали, как начинает перекашивать под ногами палубу, и сразу стало понятно, что минуты жизни транспорта сочтены. Ясно это было и тем, кто наблюдал за происходящим со стороны, и будь они британцами, наверняка заключили бы какое-нибудь пари… И все же корабль успел пройти почти два кабельтова, прежде чем начал стремительно оседать. С его палубы горохом запрыгали люди, стараясь отплыть как можно дальше. Последним, когда вода уже плескалась у самого мостика, на палубу выбрался сам Иванов и, не останавливаясь, рыбкой сиганул в море, несколькими могучими гребками отплыв прочь…
Транспорт затонул даже не полностью — над морем остались торчать мачты и почти половина дымовой трубы. Но главное, проход был свободен, и десять минут спустя лейтенант, скинув мокрый насквозь китель и оттого напоминающий больше лихого пирата, чем офицера, стоял на мостике своего нового корабля. Кочегары уже кидали в ненасытные жерла топок отборный уголек, давление пара в котлах медленно, но неуклонно поднималось. Конечно, это были новые для русских корабли, но в том-то и дело, что ничем принципиально друг от друга миноносцы того времени не отличались. Тем более учитывая, что конкретно этот миноносец сошел на воду с германских стапелей — в русском флоте кораблей немецкой постройки имелось предостаточно. Так что разобрались почти сразу, не теряя даром времени, поскольку народ подобрался опытный. Вскипел за кормой бурун воды от винтов, и миноносец двинулся вперед. Однако и это был еще не конец. У Иванова не было под рукой полусотни матросов, чтобы сформировать полноценный экипаж, но одного человека, не лучшего, но полноценно подготовленного рулевого, он все же выделил, и сейчас тот находился за штурвалом второго миноносца. Натягиваясь, медленно поднялся из воды мокрый черный трос, и, связанные им, трофейные миноносцы двинулись в сторону "Рюрика". Один своим ходом, другой на буксире, они выходили из порта, едва не ставшего для них братской могилой.
На мостике "Рюрика" довольно выругался Бахирев — и еле удержался от того, чтобы с избытка чувств врезать по броне рубки биноклем. Эссен, обернувшись к нему, довольно кивнул:
— А ведь не подвел мальчишка-то. Как считаешь, потянет лейтенант командование нашим минным отрядом, раз уж он у нас получился таким… полноценным?
— А и потянет, — Бахирев довольно усмехнулся. — На второй миноносец поставим кого-нибудь из мичманов, выбора у нас все равно особо нет. Справятся, если жить захотят.
— В последнем я не уверен, — одними губами улыбнулся адмирал, кивнув головой в сторону торчащих над водой мачт. — Но выживать он точно умеет…
Зашел в Дальний один корабль, ушло семь. Из превращенного в руины порта вышли в море крейсер, два миноносца и три транспорта, нагруженные так, что сидели в воде заметно ниже ватерлинии. График японских перевозок трещал по швам, и многие транспортные суда загружались по принципу "лишь бы не утонул". Еще один трофейный корабль оказался не слишком большим океанским лайнером, буквально вчера доставивший на континент два пехотных батальона. На счастье японцев, они не стали ночевать на корабле, а высадились на берег сразу по прибытии, что спасло им жизни, но осложнило дальнейшее пребывание на суше. Дело в том, что значительная часть амуниции и вооружения, включая весь запас шанцевого инструмента и четыре крупповские гаубицы с полным боекомплектом, путешествовали в трюмах и на палубе того же лайнера. Сейчас все это добро уплывало в неизвестном направлении, и солдатам оставалось лишь благодарить Аматерасу за то, что богиня вложила ума в головы отцов-командиров, которые по каким-то своим, неведомым подчиненным соображениям, отвели солдат подальше от порта. Второй мыслью, посетившей все без исключения головы, был вполне логичный вопрос, как, собственно, они теперь собираются окапываться — местная земля по силам не всякому заступу, а у японцев не осталось даже обычных лопат.
Еще три корабля из тех, что поплоше и без чего-либо ценного в трюмах, аккуратненько легли на фарватере с пробитыми взрывами бортами. Не бог весть какое заграждение, но японцам впоследствии потребовалось больше месяца для того, чтобы их поднять и разблокировать фарватер. В условиях, когда время, воплотившись в стальные громады броненосцев Балтийского флота, с упорством парового катка надвигающихся на Японию, работало на русских, и день промедления значил многое, а здесь — целый месяц! Сколько кораблей утопили непосредственно в Дальнем русские даже не смогли толком сосчитать — слишком много поражающих факторов оказалось при этом задействовано. Однако потеря дюжины одних только боевых кораблей, причем не только потопленными, но и захваченными, является серьезным поражением для любого флота. Может, сама по себе гибель пары не самых мощных крейсеров и не выглядела столь уж критично, однако на фоне новых проблем с грузоперевозками она значила многое. Сохранить происшедшее в тайне японцам не удалось, и ценные бумаги Страны Восходящего Солнца на всех международных биржах рухнули, провоцируя одновременно кризис в самой Японии и, как будто этого оказалось недостаточно, международных финансовых институтов. А ведь сегодняшний бой, как оказалось, еще не был завершен.
Единственным, пожалуй, человеком на мостике "Рюрика", чье настроение было далеким от радужного, оставался Бахирев. Победа — это, разумеется, серьезно, однако в каждой бочке меда можно найти ложку дегтя. Имелась она и здесь. В отличие от своих офицеров и, тем более, матросов, видевших очень маленькие части картинки, и от фон Эссена, который рассматривал все происходящее в целом, Михаил Коронатович по должности отвечал, в первую очередь, за свой корабль. И его, надо честно признать, не устраивало происходящее. Да, эскадра становилась сильнее, а японцы, напротив, теряли корабли, которым в будущем, очень может статься, было суждено принести немалые суммы в карманы русских моряков вообще и его, Бахирева, карман в частности. Вот только кораблям этим требуются экипажи — и для боевых кораблей, и для перегонных команд. И так уж получалось, что взять этих людей было неоткуда, кроме как из команды все того же "Рюрика". Все, что можно было взять с "Херсона", уже выгребли подчистую. Правда, оставались еще казаки, но толку от них… Да, в бою, идя во главе десантных групп, они способны на многое, но в море казаки — балласт. Времена, когда именно казаки на своих легких стругах пиратствовали в южных морях, наводя ужас на соседей, остались в далеком прошлом, и большинством из них старые навыки мореплавания давным-давно утрачены, а новых они так и не приобрели. Случались, конечно, исключения, и одним из них был сам Бахирев, но то были именно исключения, не более того. Соответственно, и в качестве членов экипажей новых кораблей казаки практически не годились. Разве что кочегарами, да и то весьма ограниченно. Это ведь только кажется, что там все просто, бери лопату да швыряй уголек в топку. На самом же деле труд кочегара достаточно сложен, и требуются для него не только сила и выносливость, но и определенные профессиональные навыки, которых у казаков, разумеется, не имелось. Так что на подхвате, и только на подхвате, особенно учитывая, что и сами казаки тоже не слишком стремились переквалифицироваться в матросов.