Спасло людей то, что знакомый с этими местами матрос, тоже из ветеранов, посоветовал быть осторожнее. Мичман сделал из его слов правильный вывод и отдал приказ от корабля без карабина ни шагу. Моряки поворчали, конечно, но больше для виду — попадать в неприятности из-за собственной лени и нежелания таскать с собой лишний груз, никто не хотел. Места глухие, зверье есть, это понимали все. И пригодилось оружие, причем довольно быстро. Карабины имелись у всех троих, но Севастьяненко успел сдернуть с плеча свое оружие первым, и выстрелил он на редкость удачно, хотя в прошлом охотой никогда не увлекался и, соответственно, регулярной практики не имел. Пуля угодила точно в лобастую башку зверя, и ранение оказалось смертельным. Медведь упал, не добежав до людей каких-то пять саженей, и никто даже не понял, как этот неуклюжий с виду зверь успел так быстро преодолеть разделяющее их расстояние.
Вечером ели медвежатину. Запеченную, вареную, котлеты… Кто-то из матросов, родом из южных мест, с тоской вспоминал, как сосед-грузин умел готовить шашлык из чего угодно. Наверняка и из медведя смог бы! Мичману досталась шкура — огромная, даже на вид невероятно тяжелая. Обработали ее должным образом, среди матросов нашелся умелец из охотников-сибиряков. А вот мясо есть он не смог. Не потому, что невкусное, остальные ели да нахваливали. Впрочем, матросы — они что угодно съедят. Многие из них, особенно призванные из центральных районов, на службе едва ли не впервые в жизни получили возможность есть досыта, и привередливостью не отличались. Но все равно, причина была не в качестве мяса. Просто, увидев освежеванную, со снятой шкурой тушу, Севастьяненко поразился, насколько она похожа на человеческую. И — все, даже мысль о том, чтобы есть это, вызывало у привыкшего не кланяться снарядам и уже не раз глядевшего в глаза смерти офицера нервный спазм. Какую-то смесь отвращения и совершенно иррационального страха. Говорить об этом он никому не стал, а к нежеланию командира есть медвежатину матросы отнеслись спокойно. Ну, не хочет человек мяса — так что с того? К тому же, уха из красной рыбы тоже получилась исключительно вкусной, сама рыба, запеченная в углях, тоже, хотя и несколько суховатой, а столько икры, как здесь, мичман в жизни не ел.
Словом, не жизнь, а курорт. Не хуже, чем в Крыму, разве что места более дикие, да прохладно немного. Хотя днем солнце жарит здорово. Ну и людей нет, и непонятно, плюс это или минус, особенно касаемо женщин. И мичман (дело молодое), и все остальные уже чувствовали определенное томление. Проще говоря, воздержание всем уже надоело, и они с некоторым недовольством вспоминали оставленный на базе походный бордель и товарищей, которые им наверняка пользуются.
Пожалуй, единственным, что, помимо красот природы скрашивало ожидание, были рассказы Соболева и Коломийца о Порт Артурской эскападе. Среди матросов были, конечно, и ветераны той войны, помнившие крепость, но, как оказалось, реальность и воспоминания довольно сильно отличались. Таковы уж особенности человеческой памяти, сохраняющей для сознания лишь наиболее яркие куски. К тому же, большую часть экипажа составляли матросы помоложе, и послушать байки про легендарную оборону им было интересно. И, кстати, весело. "И вот я иду, смотрю — лицо знакомое. Думаю — кто? А потом сообразил — так это же я сам. Молодой, харя красная, наглая… Ну да, мы тогда в казарме всегда шкалик держали…" Словом, было что послушать.
Время шло, и, когда прошли все назначенные сроки и еще неделя, а в бухте так никто и не появился, Севастьяненко понял очень простую и, вместе с тем, неприятную вещь — они остались одни. То ли их посланцам не поверили, то ли просто не захотели иметь дело с пришельцами из будущего. О том, что корабль просто не дошел до Владивостока, мичман даже не подумал. И с непередаваемой ясностью он вдруг понял, что, несмотря на все свои успехи, они остались в этом мире одни, и рассчитывать придется только на самих себя. Это было немного обидно, но, в то же время, не вызвало никаких эмоций, кроме обиды и спокойной злости. Что же, если они не нужны Родине, то остается только долг, который необходимо выполнить, а дальше… Дальше видно будет. Примерно с такими мыслями Севастьяненко поднялся на мостик своего корабля, и вскоре миноносец, распластывая волны подобно лемеху гигантского плуга, вырвался из гостеприимной бухты на просторы прекрасного, огромного и сурового океана.