— Первым Полицмейстера, — сказал Старик.
— Снайпер — снайпера, я — Полицмейстера, — сказал Чекист.
— Я по передней лошади, ты по задней, — Старик кивнул в сторону Политрука. — Чтобы ни вперед не смогли уйти, ни развернуться.
— Лошадей жалко.
— Жалко у пчелки в жопке.
Снайпер выстрелил первым, и полицейский со снайперской винтовкой вывалился из линейки.
Чекист из пулемета свалил рядом сидящего, но Полицмейстер выпрыгнул и залег.
Бились в оглоблях подстреленные лошади. С задней линейки еще не прицельно ударил ручной пулемет. Полицмейстер стрелял из автомата короткими очередями. Из семерых полицейских отстреливались трое.
Снайпер заставил замолчать еще одного. В пулеметной дуэли выиграл Чекист, и полицейский с ручным пулеметом умолк, а Полицмейстер вдруг вскочил и, петляя, побежал к кромке леса.
Политрук пытался достать его длинной очередью из автомата.
— Ушел. Береги патроны, — сказал Чекист.
— Я попробую его догнать, — предложил Политрук.
— Подстрелит, — сказал Старик. — Теперь не ты, а он будет в засаде.
— В деревне стрельбу услыхали? — спросил Чекист у Старика.
— Услыхали. Но сюда не сунутся. Будут ждать, чтобы не схлопотать пулю от своих или чужих.
— Через сколько времени Полицмейстер доберется до деревни?
— Бегом минут за двадцать. Потом будет присматриваться и выжидать, нет ли засады в деревне. Он умный. Успеем уйти спокойно.
— Могут по телефону позвонить в райцентр немцам?
— Не могут. Здесь в округе километров на пятнадцать ни в одной деревне нет телефона.
Они собирали трофеи. Ручной пулемет, карабины, гранаты. Снайпер осматривал снайперскую винтовку, регулировал оптику.
Снимали с убитых полицейских кобуры с револьверами, ремни, портупеи. Сбросили солдатские ботинки и надели сапоги полицейских.
Потом они шли лесом, по ручью, через болото. На краю болота залегли в копне сена.
Старик достал из тряпицы уже нарезанное ломтиками присоленное сало, хлеб, лук. И все стали есть, как после тяжелой работы.
— Упустили. Теперь он начнет охоту, — Старик вздохнул.
— Вы же от него узнали про свадьбу? Если он умный, то просчитает и этот вариант, и на вас начнется охота тоже, — сказал Чекист.
— Кончилась дележка на вас и на нас, — оборвал Старик. — Давайте думать. Он быстрый.
— Мы можем не возвращаться, — ответил Чекист. — Оружие есть. Можем идти дальше.
— Солнце сильное. К морозам. По приметам, скоро ударят. А вам долго идти придется. Надо одежонку под зиму. Я кое-чего приготовил. Уйдете в следующую ночь.
Ночью снова в бане встретились Снайпер и Катерина. Поспешно раздевались.
— Холодно, — сказала Катерина.
— Я тулуп припас.
Катерина завернулась в тулуп.
— Хорошо, тепло, — сказала она. — Я тепло люблю. Уже два одеяла выстегала. У нас родственник есть в райцентре. Он говорит, можно тебе документы выправить.
— Надо подумать, — ответил Снайпер.
— Я уже подумала. За зиму на сруб напилим, а летом построимся.
— Построимся, построимся, — обещал Снайпер, пытаясь пристроиться так, чтобы и самому укрыться тулупом.
— Честное слово? — спросила Катерина.
— Честное, честное, — обещал Снайпер в нетерпении.
Ужинали в доме. На всякий случай была открыта крышка подпола и приставлена лестница, чтобы мгновенно забраться на чердак.
За столом сидели Старик, Чекист и Политрук. Анна подавала еду.
— Что-то наш Снайпер задерживается, — посмотрев на трофейные часы, сказал Политрук.
— У такой девахи и ты бы задержался, — Чекист был благодушен. — Петрович, ну, признайся, ты ведь из белых офицеров?
— Когда я в армии служил, были только белые офицеры, а я из простых унтер-офицеров, — ответил Старик. — Знаешь, какая главная беда большевиков?
— Какая? — спросил Чекист.
— Та, что вы делите людей на красных и белых, на коммунистов и беспартийных. А люди не любят, когда их делят. Вот сидим мы с тобою, два русских человека, и враг у нас с тобою один, а все пытаемся определиться, красный или белый? А я разный: и красный, и белый.
— Ты еще и черный, — сказал Чекист. — Ты страшный человек! Хотел нас застрелить, фактически убил двоих своих родственников. Думаешь, твой бог тебя простит?
— Нет мне прощения на Страшном суде, — ответил Старик. — Может только снисхождение выйти: не себя, детей своих спасал. Каюсь за грехи свои. И вы покайтесь, — предложил Старик Чекисту и Политруку.
Чекист молчал.
— Покайтесь, — настаивал Старик.
— Я не верю в покаяние, — сказал Политрук.
— А я служивый, — сказал Чекист. — Начальство прикажет — покаюсь. А так не буду.
Старик разлил по стопкам самогон. Они выпили и начали молча закусывать.
Снайпер укрыл Катерину полушубком, она спала. В тишине слабо доносился гул автомобильных моторов. Снайпер взял винтовку, подкрутил оптический прицел и увидел в свете луны стоящие вдали грузовики, от них шла цепь солдат.
Снайпер вбежал в дом Старика и сказал:
— Немцы! В конце деревни. Окружают.
Хватали оружие, припасенные мешки с едой, выбегали из дома, бежали по выгону к лесу. За ними бежал Старик, прихватив свою СВТ. Остановились у старого амбара. Сквозь щели в срубе пытались рассмотреть, что происходит в деревне.
— Надо уходить, — сказал Чекист. — Рано или поздно они этот амбар проверят.
— Поздно уходить, — ответил Снайпер. — Они нас окружают.
Снайпер в оптический прицел увидел офицера так близко, будто он стоял в двух шагах, и привычно нажал на курок. Офицер упал. И началась стрельба с обеих сторон.
— Отходим, — принял решение Старик.
Из амбара выползали по-пластунски. Когда Политрук слишком высоко стал задирать зад, Старик ткнул его в землю.
Они шли по болоту по пояс в воде. Шли тяжело, держа оружие на весу. И только вышли на сухое место, тут же попали под обстрел. Стрелял, по-видимому, пока один.
— Его надо убрать, пока он один, — сказал Чекист, пристраивая пулемет для стрельбы.
— Уже двое, — уточнил Снайпер и выстрелил по вспышке. Теперь стрелял один.
Политрук считал выстрелы:
— Раз, два, три, четыре, пять, — и, когда возникла пауза для перезарядки, бросился вперед.
Для полицейского это было так неожиданно, что он вскочил и начал убегать, пытаясь на ходу перезарядить винтовку. И успел все-таки перезарядить и выстрелить. Политрук снял его короткой очередью и тоже упал.