— Позиция номер восемнадцать, — комментировала она, пока мы кувыркались.
Мы лежали рядом, она курила, а я рассматривал ее.
— И как я? — спросила она.
— Ты в расцвете своих возможностей.
— Ты тоже. Можешь выполнить только одну мою просьбу?
— Эту не смогу.
— Ты же не знаешь, о чем я хочу тебя попросить.
— О том, чтобы я снял свою кандидатуру.
— Но для тебя политика — хобби.
— Уже не хобби.
— И на что ты рассчитываешь?
— На многое. А вот твой тесть уже на многое рассчитывать не может, как и твой муж.
— Давай мужей и жен не будем вмешивать.
— Я не женат.
— А я замужем.
— Наверное, ты хорошая жена?
— Хорошая, — согласилась она. По ее отсутствующему взгляду я понял: что-то осмысливает, прикидывает, может быть, даже пересматривает.
Однажды, еще учась в Киноинституте, я позвонил ей, и мы встретились. Она уже разошлась с первым мужем, разменяла его квартиру и получила комнату в коммунальной квартире. Я запомнил ее ответ на мое предложение встретиться снова.
— Не надо, — сказала она. — Мы не можем тратить свое время друг на друга. И тебе надо устраиваться в Москве, и мне. Богатства не получится, если объединяются двое нищих.
Вероятно, у нее ничего не получилось, если она вышла замуж за Воротникова-младшего, который даже при связях отца занимал один из самых мелких дипломатических постов.
Может быть, сейчас она думала, не пересмотреть ли комбинацию, не поменять ли своего мужа на меня. Она привыкла, что ей не отказывают. Но я уже научился отказывать. Но еще тогда я подумал, что нет никакой закономерности, когда мужчина выбирает себе жену. Я мог жениться на пани Скуратовской, на Подруге, на Органайзере, на Милке, а теперь и на своей однокласснице. Все они мне нравились, со всеми было хорошо в постели. Но, наверное, закономерности все-таки существовали, если я до сих пор не женился.
— Ты не говори, что я была у тебя дома. Мы встретились в кафе.
— Да, — пообещал я. — А старшему скажи, что я подумаю над его предложением.
Я отвез ее до кафе. Мы выпили по чашке кофе и разошлись.
В депутаты Верховного Совета меня выдвинули рабочие льнозавода в моем родном Красногородске. В области меня знали не меньше Воротникова и, как выяснилось, симпатизировали больше.
Предварительные результаты выборов ожидали к утру. Я почти не выходил из гостиницы. Большой Иван позвонил мне из Москвы после двух часов ночи.
— Можешь спать спокойно, — сказал он. — Ты идешь с большим опережением.
Организация работала почти с прежней всеосведомленностью.
Как ни странно, я почти не волновался. За меня решали, меня поправляли, поэтому и проиграл бы не я, а Организация. Но я выиграл.
Когда-нибудь я напишу об этом бурном десятилетии — или не напишу, если не посоветуют писать. Я прожил эти десять лет, с двумя путчами, двумя сроками президентства Ельцина, как все: вначале был ярым сторонником Ельцина, а потом его ярым противником, — такое случилось с миллионами.
Десять лет я был в большой политике: вначале депутатом Верховного Совета, потом депутатом Государственной Думы. Наверное, я должен был быть в Комитете по культуре, но Большой Иван советовал выбрать другой комитет. Культура — это важно, но не очень серьезно, к тому же в Комитете по культуре заседали тогда известные кинорежиссеры и актеры. На их фоне я бы проигрывал. Я вошел в Комитет по местному самоуправлению.
В эти десять лет я не снимал художественных фильмов, но меня довольно часто приглашали сниматься в ролях милицейских начальников, прокуроров и передовых губернаторов.
В сознание, а может быть, и в подсознание зрителей за эти десять лет внедрился мой образ немногословного светлоглазого крепыша. Играя эти роли, я и сам становился таким. Я даже гадости теперь говорил улыбаясь.
Однажды мне позвонил с телевидения руководитель первого канала.
— У нас к вам есть интересное предложение, — сказал он. — Приходите завтра, обсудим.
Если Большой Иван позвонит еще сегодня вечером, значит, Организация по-прежнему отслеживает каждое мое движение. Если не позвонит, значит, обо мне забыли, потому что за это время поменялись уже три председателя Комитета государственной безопасности и даже изменилось название. Теперь Организация называлась Федеральная служба безопасности.
Но Большой Иван позвонил в тот же вечер. И, как всегда, мы шли вдоль канала.
— Неизвестно, что предложат, — сказал я.
— Почему неизвестно? — возразил Большой Иван. — Предложат быть ведущим передачи «Женская собственность».
— Только не это.
— Ну почему же? Эту передачу смотрят в основном женщины. А женщины наиболее надежные избирательницы. Сегодня без телевидения известности не бывает. Вспомни, Афанасий и Коваль появлялись только на тех мероприятиях, на которые приезжало телевидение. Кино тебя выделило, телевидение должно закрепить.
Я поехал на переговоры в Останкино на следующий день. Главный продюсер канала, большой рыхлый парень, предложил мне стать ведущим еженедельной передачи «Женская собственность». До меня эту передачу вела журналистка, о которой сейчас уже никто не помнит. О ведущем, как только он уходил из передачи или совсем из телевидения, помнили недолго, как о хорошей или плохой погоде. Погода меняется, и ее совсем необязательно запоминать.
Главный продюсер объяснил, почему канал решил заменить ведущую на ведущего. «Женская собственность» была передачей для женщин, но о мужчинах. Конечно, женщинам интересно выслушать мнения других женщин. Но их мнения тоже субъективны. О мужчинах лучше знают сами мужчины.
Я пригласил на передачу известных психологов и сексопатологов. Сам я большую часть времени молчал. Подавал реплики, соглашался или возражал, но никогда не спорил и не горячился. Мужчина не должен быть суетливым и жадным. Главной моей проблемой было найти спонсоров, чтобы на каждой передаче вручить спонсорский подарок, и подарок не символический, а вполне реальной стоимости. Если вручались костюмы, то они подгонялись под фигуры участниц заранее. И миллионы женщин ждали у экранов, когда женщина уходила в примерочную в одном платье, почти всегда мешковатом, и выходила почти всегда в идеально сидящем.
Все это предусматривалось и просчитывалось. Мне оставалось только улыбаться и восхищаться.
Передача со мною стала популярной. Теперь меня почти всегда и везде узнавали.
Обычно редактор выбирала женщину, которая соглашалась откровенно рассказать о своих проблемах с мужем или любовником. Соглашалась или не соглашалась с ней обычно еще одна женщина из присутствующих в студии. Режиссер с ней тоже прорабатывал варианты.