За моей спиной раздается легкий щелчок, я резко оборачиваюсь. В мастерскую по очереди входят трое. Первым – какой-то парень, вторым – мой дорогой агент Кулагин. Парень быстро проходит от дверей, цепко, профессионально оглядывается по сторонам, выпрастывает из-под куртки правую руку, удовлетворенно вздыхает, встает рядом со мной. Кулагин задерживается у дверей и дает войти Тане.
Она очень бледна.
Зато у Кулагина гордый вид. Словно он сделал выдающееся открытие и ждет крупной международной премии.
– Вот и мы! – говорит Кулагин. – Не ждал? Решили заехать втроем. Доставай еще фужеры. Еще четыре. У тебя будет аж пятеро гостей! Нас трое и кое-кто еще! Это будет для тебя сюрприз!
Я почти не слышу, что он говорит, делаю шаг вперед.
– Таня! – говорю я.
Мне в грудь упирается стальная рука плечистого.
– Стой где стоишь, блин! Дергается, блин! Тоже мне!
– Таня! – повторяю я.
Сейчас мне достаточно один раз взглянуть на ее лицо, чтобы понять: она никому ничего не предоставляла.
Ее просто обманули. На ее чувствах просто сыграли. Ее, как и меня, облапошили.
– Стоять, блин! – Плечистый толкает меня, я отлетаю к стене, ударяюсь о стену затылком.
Вот это больно. Я смотрю на плечистого, пытаясь вспомнить, не видел ли я его через объектив.
– Нет, нет! – словно прочитав мои мысли, с издевкой говорит Кулагин. – Ты его не снимал. А мои негативы у тебя изъяты. Так что тебе, геноссе, придется начинать с нуля! У тебя впереди огромное поле работы. Просто завидно!
Как бы в восторге он поднимает руки кверху, Танина рука тоже взмывает вверх, и я замечаю, что Кулагин с Таней скованы наручниками.
– Да-да, – говорит Кулагин. – Предосторожности. Витюнчик! Усади нашего дорогого геноссе, а то он еще грохнется в обморок. Шеф нас за такое не пожалует…
Плечистый берет меня за руку и сажает на стул.
– Так-то лучше, – говорит Кулагин. – В ногах правды нет…
Уже почти за полночь она захотела есть. В свете ночника ее тело казалось прозрачным, голубоватым. Сваливший меня сон был глубок, я с трудом выбрался из него, с трудом понял, где я, кто рядом со мной.
Мы наспех оделись, сели в машину, отправились.
Я подозревал, куда приведут нас ночные улицы: вялые потуги выбраться из затягивающей воронки и попасть в какое угодно другое место остались попытками ради попыток. Единственная надежда была на то, что после бойни столь любимый мною раньше ресторан все еще закрыт. Даже подходя к его дверям, я тешил себя мыслью, что автомобили на стоянке – машины не оттягивающихся и сорящих деньгами посетителей, а жителей окрестных домов, скинувшихся и нанявших по случаю парочку здоровенных охранников с псом-волкодавом, которого на коротком поводке держал один из них.
Я нажал кнопку звонка, и в ресторанной двери открылось маленькое окошко.
– У вас заказан столик? – спросили меня чьи-то капризно надутые губы.
– Нет, не заказан, – обреченно ответил я. – Мы просто хотели поужинать. Если вы открылись.
– Сколько вас? – вытолкнули губы.
– Двое.
Вместо губ в окошке появился большой мутный глаз. Глаз моргнул:
– Подождите минутку! – Окошко захлопнулось.
Таня стояла рядом со мной. От нее исходил густой, какой-то осенний аромат. Я достал сигареты, прикурил. Мои руки слегка дрожали, и это не укрылось от нее.
– Все будет хорошо! – сказала она. Тут дверь распахнулась.
– Пожалуйста! – Обладатель пухлых губ был стрижен почти под ноль. – Будете заходить? – Его близко посаженные глаза перебегали с меня на Таню.
– Да-да, конечно! – Она взяла меня под локоть. И мы зашли.
Ресторан был полон посетителей, сновали официанты. Вызванный метрдотель был рыж, рыхл и суетлив. Забегая то слева, то справа, он провел нас через весь зал, усадил за маленький столик в самом дальнем углу у стены, снял со столика и спрятал в карман мятого шелкового пиджака табличку «Заказано», спросил с надеждой:
– Шампанского?
– Да! – кивнула Таня.
Обрадованный метрдотель щелкнул пальцами, но никто не откликнулся, не бросился к нашему столику. Улыбка метрдотеля погасла, он с извиняющимся поклоном шмыгнул от столика в сторону и занялся отловом официантов.
– Этот тот самый ресторан? – спросила Таня.
– Да, – ответил я.
– О котором ты рассказывал?
– Да.
Она оглянулась по сторонам, потянулась к облицованной деревянными панелями стене, провела по ней рукой.
– Как они быстро сделали ремонт!
Подскочил сначала один официант, потом второй. У каждого на подносе было по ведерку с бутылкой шампанского: метрдотель, видимо, задал им шороху. Минутную заминку разрешила Таня, милостиво позволившая оставить на столе обе бутылки.
– Просто очень хочется пить! – объяснила она и взяла меня за руку. – Все будет хорошо! – повторила она.
– Это я уже слышал, – сказал я.
– Ты будто бы мне не веришь. – Она отпила глоток из бокала, подумала и допила оставшееся.
Я налил ей, вытер руки салфеткой.
– Верю, – сказал я. – Я тебе верю.
– Я не о том!
Ей, судя по всему, действительно хотелось пить: она опустошила второй бокал, газы ударили ей в нос, она сморщилась.
Я тоже выпил, немного. Она кивнула на свой бокал, на бутылку, и мне пришлось налить вновь.
– Я о том, что ты не веришь мне насчет этого козла.
Я засмеялся: как раз насчет этого козла, насчет Байбикова, я ей верил.
– У меня с ним свои счеты, – сказал я.
– Тогда ты не веришь… – начала она.
– Не надо, – попросил я. – Пожалуйста, не надо. Наверное, я ошибся квартирой, подъездом. Может, неправильно записал твой телефон. Это все не имеет значения. Ты здесь, сейчас ты со мной – остальное не важно!
Она подняла свой бокал, я – свой, мы чокнулись.
– За тебя! – сказала Таня.
Подошел один из официантов и принял заказ. Мы поели, допили одну бутылку шампанского, прикончили вторую. Потом официант принес кофе. Когда он уже собрался отойти от нашего столика, я попросил его нагнуться ко мне.
– Что ты ему сказал? – спросила Таня, глядя вслед удаляющемуся официанту.
– Насчет сладкого, – ответил я.
Наверное, я был уже изрядно пьян. Официант вернулся с маленьким подносом. На подносе лежала плитка шоколада «Аленка».
Таня побледнела, сжала кулаки, выпрямилась, ее скулы обозначились четче.