Правила одиночества - читать онлайн книгу. Автор: Самид Агаев cтр.№ 41

— Так я же еще не приносила, — почему-то обидевшись, сказала официантка.

— А вот это зря. Ну да ладно, несите чай.

Официантка, закрыв блокнотик, сунула его в карман фартучка и ушла.

— Вы на меня не смотрите, я завтракала, съешьте что-нибудь, — попросила Севинч.

— Как же мне на вас не смотреть, когда вы такая красивая! А есть блины одному, в присутствии дамы… Нет!

— Напрасно. Ну, как знаете, — комплимент она пропустила мимо ушей.

— А вы не ответили, как оказались возле тюрьмы… постойте-ка, это вы меня вытащили! — вдруг догадался Караев.

— В проницательности вам не откажешь, — улыбнулась Севинч.

— Ну конечно! Если вам было известно точное время, я не думаю, что вы стояли и ждали, как жена моряка на утесе!

— Полегче насчет жены моряка, — заметила Севинч.

— Прошу прощения, — извинился Караев, — куда-то меня не в ту сторону понесло в смысле метафор, но прибегать к другому образу не буду, чтобы не получилось, как у Насреддина. Когда шах спросил у него: «Что такое: извинение хуже проступка?» — Насреддин долго и безуспешно пытался объяснить, затем подошел и ущипнул его. Тот вскрикнул и потребовал объяснений. Насреддин сказал: «Прости, мне показалось, что это не ты сидишь, а твоя жена».

— Что вы хотите этим сказать? — напряженно спросила Севинч.

— Ничего, шутка не получилась. Как-то у нас в это утро напряженно с юмором, — грустно сказал Караев.

Подошла официантка, принесла чай и коньяк. Дождавшись ее ухода, Караев поднял рюмку и со словами: «Ваше здоровье» — выпил. Сделал глоток чая, предложил:

— Пейте, остыл уже, видимо, издалека она его несла. Как все-таки хорошо на воле! Вроде бы не самый лучший день в моей жизни, а настроение прекрасное. Знаете анекдот про еврея, ребе и козу?

— Знаю, — улыбнулась Севинч.

— Сейчас именно тот случай. Моя благодарность просто не знает границ. Я ваш должник, но расскажите, как вам это удалось.

— Я обратилась к людям, против которых вы так настроены.

— Вы имеете в виду омоновцев?

— Я имею в виду представителей азербайджанской диаспоры, одного влиятельного человека. Я брала у него интервью как раз перед нашим знакомством, несколько звонков решили ваше дело. За что вас арестовали?

— Меня не арестовали, меня забрали, — уточнил Караев.

— Есть разница? Я не так сильна в тонкостях русского языка.

— Есть: второе с законом не имеет ничего общего. На рынке была милицейская облава, в смысле — проверка документов, они же теперь с легкой руки нашего мэра только этим и занимаются. Причем с ребятами обращались как с бандитами: поставили к стенке, руки за голову, ноги врозь. Я вмешался, командиру это не понравилось, он поинтересовался моей личностью. И тут выяснилось самое интересное — для него во всяком случае — то, что у меня нет с собой паспорта. Вот и все. Никто больше не следит за нарушениями общественного порядка, никто не пресекает хулиганство, вам безнаказанно могут набить морду в центре Москвы какие-нибудь отморозки, в метро, например; никто не ловит бандитов — весь громадный милицейский аппарат бросился на проверку паспортного режима. Милиция выезжает на дежурство как на мытарство. С тех пор как азербайджанцы появились в Москве, стражи порядка здорово поправили свое материальное положение, хотя справедливости ради надо сказать, что обирают всех приезжих, не только наших, — добавил Ислам.

— Но вы, кажется, еще и оскорбили его, — заметила Севинч.

— Я назвал его блядью. На Руси в средние века это слово обозначало человека, нарушавшего предписанные обществом законы. И, что характерно: так обращались только к мужчинам.

— Сейчас, кажется, это слово имеет несколько иной смысл, — заметила Севинч.

Караев не ответил — он сидел, погрузившись в свои мысли.

— Удивительно, — наконец опомнился он, — я в камере всю ночь размышлял о том, как все неправильно в этом мире. Самое большое значение имеют несущественные вещи: паспорт, регистрация, гражданство. Я был лишен свободы только за то, что у меня не было разрешения на проживание в данной местности. И это при том, что я — бывший гражданин этой страны, эмигрантом меня сделала моя родина. Но ведь если вдуматься, все это — абсурд, нелепость. Человек — тварь божья, и этого достаточно: он живет на земле, он вправе пересекать любые границы, земля никому не принадлежит. Это нонсенс — ему не нужен паспорт, потому что достаточно одного взгляда, чтобы понять, что перед тобой человек, а не зверь. Человек выбирает себе религию, не спрашивая ни у кого разрешения, точно так же он вправе выбирать себе место обитания.

— Определенная логика в этом есть, — согласилась Севинч, — но боюсь, что это утопия. Границы государства существуют как форма общественного строя очень давно.

— То есть вы хотите сказать, что все это чрезвычайно запущено.

— Ну да, представьте себе, какой хаос возникнет, если каждый вздумает пересекать границу, где он захочет, жить там, где ему вздумается?

— Никакого хаоса не возникнет, потому что человечество — это саморегулирующий организм; к примеру, войны, эпидемии, землетрясения и прочие катаклизмы — ведь они происходят не просто так, то есть я хочу сказать, что нам известны только внешние причины их возникновения; объяснения, которые придуманы людьми в силу их ума, воображения; но внутренние причины — это природные процессы саморегуляции живого организма… Конечно, может возникнуть хаос, поначалу, но он сам собой и рассосется. Вспомним хотя бы вавилонское столпотворение. Естественные миграции органичнее, нежели те, что регулируются людьми, какими-нибудь ослами в ЕС или ООН, принимающими решения. Пересечение границ государства должно иметь уведомительный, а не разрешительный характер. Свод пограничных правил, таких, как конституция США, должен включать в себя лишь несколько причин, по которым тебя могут не пустить в страну, к примеру, если ты блядь, в смысле нарушитель…

— Я вас очень прошу! — взмолилась Севинч. — Вы вгоняете меня в краску.

— Извините. И этому есть доказательства. Или если ты болен опасной для общества заразной болезнью, к примеру бубонной чумой, бери-бери, оспой. А то что получается? Больной иностранец, имея визу, спокойно пересекает границу и заражает местное население, а здоровый, не имея визы, не может приехать в чужую страну. Или Березовский, обворовавший полстраны, спокойно уезжает в Англию и живет там. А несчастный азербайджанец, который не может прокормиться в своей стране, лишен этой возможности, потому что у него не тот паспорт и не та внешность, всюду на него смотрят волком, и вообще он не в той стране родился.

— Что поделать, — с улыбкой сказала Севинч, — родину, как и мать, не выбирают. Должна заметить, что в оригинальности суждений вам не откажешь, я это поняла еще при первой встрече. Давайте вернемся к интервью, вы готовы его повторить?

— Для вас я готов его повторять хоть каждый день, — галантно сказал Караев.