Я привел ее в просторную комнату шикарного балтиморского отеля. До отеля мы шли по людным улицам и видели, как девушка танцевала на крыше такси, а матросы и солдаты хватали ее за лодыжки. А затем их руки вцепились в ее одежду, раздирая на куски, стаскивая с тела. Она сказала, что немного боится. Мы выпили еще шампанского. Волнуясь, я сидел на двуспальной кровати. Обманщик, хитрец. Обольщая ее. Заманивая ее в постель. Она прошептала мне прямо в ухо. Я перепугана. Я боюсь. Ты ведь не будешь заставлять меня, да? Я уверена, что ты добрый. Мне в общем-то все равно, но если по — честному, я очень боюсь того, что произойдет со мной. Ведь постепенно начинаешь ненавидеть всех и каждого и чувствовать горечь, потому что у тебя нет денег, нарядов и богатых ухажеров, которые приглашают тебя в шикарные рестораны, и даже если ты понимаешь, что все это чепуха, то со временем все это достает, и ты начинаешь злиться из — за того, что у тебя есть только неплохие мозги и ты соображаешь лучше, чем они, но при этом тебе хочется носить накладные груди, потому что твои собственные — плоские, но осознаешь, что это омерзительная ложь, а вот они это делают, и им все сходит с рук, и в конце концов ты вынуждена смотреть правде в глаза — они выйдут замуж, а ты нет, правда, брак их будет тяготить, но они будут собираться на званый чай, устраивать коктейли и играть в бридж, пока их мужья будут спать с другими мужчинами. Она была девчонкой, совершенно сбившейся с пути. И я проник в ее тесные, узкие бедра, чувствуя себя странником, заблудившимся в бурю где-то в лесу, затерявшейся песчинкой в океане мироздания, а ее черные волосы казались еще чернее, а глаза были закрыты.
Он поставил стакан на стойку бара и вышел. Сел на трамвай. На трамвай, потому что мы все едем в Восточную Гингу. Я сойду на конечной. Пожалуй, я уже не могу все это выносить. Возьмите меня на корабль, идущий во Флориду. Я бывало ездил через Эверглэйд. По влажной, мокрой дороге. Частенько я напивался и бродил по Форту Лодердейл, купался по ночам в каналах и убивал аллигаторов. И катался по набережной Майами, придерживая руль носками туфель. И чего же вы от меня ждете? Чтобы я и дальше прозябал на этом пронизанном церковной жизнью безнадежном острове? Я чувствую себя чужим в этой стране. И хочу возвратиться в Балтимор. Я ведь так мало видел в своей собственной стране, не ездил по ней на поездах, не забирался в маленькие городки. Чтобы знакомиться с девчонками в луна-парках. С девчонками, от которых в Саффолке, Вирджиния, пахнет фисташками. Я хочу назад.
Быстрыми шагами по улице. На противоположной стороне улицы ничего не разглядеть. Ни домов, ни лестниц, ни железных с острыми навершиями оград. Почти бегом, тяжело ступая, рассекая воздух.
Немного медленнее. Беззаботно и в то же время осторожно входит в бар.
А бар битком набит стариками. Брызгая слюной, они нашептывают друг другу свои секреты. Клубы дыма поднимаются к потолку. Когда Дэнджерфилд входит, все взоры обращаются на него. Слышно, как откупоривают бутылки. Стойка бара заставлена бутылками. В бокалах поднимается соленая морская пена. С грубостью нужно бороться, причем не откладывая на потом, и колошматить поверженного врага, не жалея дубинок.
Себастьян подошел к стойке спокойно, с чувством собственного достоинства. Бармен собирал бутылки. Приближается к нему. Его глаза встречаются с красными глазами Себастьяна. И он кивает этому долговязому посетителю.
— Да?
— Двойную «Золотого Ярлыка».
Бармен приносит бутылку и, нервничая, наливает.
— Воды?
— Содовой.
Бармен уходит, берет бутылку с водой. Фьють. Вода с шипением вырывается из бутылки, фьють. Виски выплескивается из бутылки на стойку.
— Извините, сэр.
— Ладно.
— Бутылка была не начатая.
— Согласен.
Бармен уносит бутылку и возвращается, чтобы получить деньги. Останавливается в растерянности напротив Дэнджерфилда. Покусывает губу, готовясь что-то сказать, но выжидает и молчит. Дэнджерфилд смотрит на него. Старики, предвкушая страшный скандал, поворачиваются к ним.
— Два шиллинга.
— Я заходил сюда после обеда, около четырех. Вы помните меня?
— Да.
— И вы отказались обслужить меня.
— Да.
— Из-за того, что я был пьян, верно?
— Верно.
— А как вы думаете, сейчас я пьян или нет?
— Не мне судить.
— Тем не менее днем вы рассудили. Я повторяю, вы думаете я пьян или нет?
— Успокойтесь, пожалуйста.
— Половина моего стакана вылилась на с стойку.
— Успокойтесь.
— Не принесете ли бутылку, чтобы заново наполнить бокал?
Бармен в белой рубашке с закатанными рукавами. Себастьян вытаскивает пробку и наполняет бокал до краев.
— Вы не имеете права. У нас его не так уж много.
— Повторяю: я пьян сейчас или нет?
— Успокойтесь. Ведите себя спокойно. Мы не хотим здесь никаких сцен. И я не думаю, что вы пьяны. Просто немного взволнованы. Вот и все.
— Я легко ранимый человек. И не терплю, когда меня оскорбляют. И пусть все это слышат.
— Тише, прошу вас.
— Заткнись, когда я говорю.
Присутствующие ерзают на стульях.
— Успокойтесь, прошу вас, успокойтесь.
— Заткнись. Так я пьян? Так я пьян?
— Нет.
— Ах ты, кельтская сука! Да, я пьян. Слышишь меня? Я — пьян и сейчас я разнесу в щепки этот бордель, просто в щепки, и пусть все выметаются отсюда, пока я не поскручивал им шеи.
Бутылка пролетела над головой бармена и разбилась, превратившись в фейерверк политых джином осколков. Дэнджерфилд залпом допил виски, но в это мгновение человек, стоявший у него за спиной, разбил бутылку у него на голове, черное пиво потекло по лицу Дэнджерфилда, его ушам, и он машинально стал облизывать уголки рта. Человек в ужасе выбежал из зала. Бармен скрылся через люк в полу. Себастьян вскочил на стойку. Выбрал бутылку для следующего захода. Трое храбрецов рассматривают из-за дверей весь этот хаос и перешептываются о том, что его нужно остановить, а когда Дэнджерфилд направился к двери, рука одного из них попыталась в него вцепиться, он стал ее выкручивать, пока пальцы не хрустнули и не раздался стон, двое других попробовали напасть на него со спины, а один из них попытался прыгнуть ему на плечи, но приземлился на собственный зад в пяти шагах от Дэнджерфилда. Остальные вернулись обратно к дверям и сделали вид, что просто вышли выгулять собак.
Дэнджерфилд несся как угорелый посередине дороги; крики охранников придавали ему духу. В боковую улицу, с бутылкой под мышкой. Крики. Они заметили, как он сворачивал. Ради всего святого, нужно спрятаться. В дверь, вверх по ступенькам и побыстрее, чтобы скрыться от глаз преследователей.