Авиньонский квинтет. Ливия, или погребённая заживо - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Даррелл cтр.№ 22

Страница

Настоящая Голгофа начиналась далеко за полночь, когда он вставал, заваривал в кружке вербену и медленно одевался, подолгу разглядывая себя в зеркале ванной комнаты или смущенно наблюдая за своими манипуляциями у зеркала в шкафу. Вот он натянул одежду, потом следовало долгое завязывание старого студенческого галстука, затем наступал черед поношенного студенческого блейзера с эмблемой на кармашке. Кто этот смутно знакомый призрак? Он чувствовал себя некой бестелесной субстанцией, когда вглядывался в свое испуганное, словно бы чужое, лицо. Он надевал черную фетровую шляпу, прятал в нагрудный карман бумажник, после чего шел в гостиную и какое-то время изучал репродукцию, висевшую над камином: пасторальный пейзаж с козами и кипарисами. Вглядываясь в картину, Феликс продолжал прислушиваться к порывам ветра, радуясь, что они становятся слабее. Возможно, минут через двадцать, мистраль опять угомонится. Феликс еще немного подождал, прежде чем отправиться на часто — слишком часто — совершаемую ночную прогулку по унылому городу, который он постепенно стал считать самым печальным городом на свете. Его высокие холмы, особая история, его древние памятники — все это опостылело консулу, он умирал от тоски и скуки; мысленно он издавал неистовые крики — один, второй, третий… хотя, разумеется, губы его оставались сомкнутыми, а лицо невозмутимым, как положено консулу и Слуге Короны.

Расчет оказался верным: ветер продолжал слабеть; откуда-то донесся бой курантов, а с реки — долгий стон баржи, похожий на мычание призрачной коровы. Лизнув палец, Феликс провел им по каминной полке. Горбатенькая горничная, которая каждое утро в течение часа прибирала в комнатах, тщетно боролась с пылью, проникавшей через неплотно закрывавшиеся ставни. Что касается пропитания, то Феликс сам стряпал что-нибудь незатейливое или, перейдя площадь, заходил в маленькое скромное кафе «У Жюля», где можно было купить бутерброды или поесть горячей рыбы с непременным красным перцем. Открыв дверь кабинета, Феликс постоял немного, глядя на своего единственного, и то лишь воображаемого гостя: на себя, пишущего отчет о флаге. Ну и мебель, поистине восхитительное уродство! Феликс прихлебывал вербеновый чай и размышлял обо всей этой мерзости запустения, водя носком замшевого ботинка по грязной плитке. В стене мыши прогрызли дыру, которую он заткнул плотным шариком из особо дурацкой депеши от лондонского начальства. Этот хулиганский поступок немного его тогда успокоил и приструнил мышь — хотя одному богу известно, чем собиралось поживиться бедное создание в его доме. Книги? Феликсу разрешалось пользоваться консульской библиотекой. Было у него и немного своих книг в чемодане под кроватью, главным образом, стихи. Он взглянул на полупустой шкаф со справочниками: в общем-то их было вполне достаточно, чтобы «оставаться на уровне». Каталог сотрудников министерства с несколькими приложениями. Сведения о давно забытых лондонских коллегах действовали на Феликса умиротворяюще. Когда же ему хотелось позлорадствовать, он вытаскивал какую-нибудь жуткую скукотищу вроде «Патера» и читал (двигая губами) скромный параграф с перечислением всех своих прежних должностей, погружаясь в постепенное диминуэндо [77] в направлении фатального назначения. Консульский агент в Адене. Феликс с трудом удержался от громкого «ура», до того он терпеть не мог «Патера», пока был вынужден «ходить в присутствие» в Лондоне. Вот и Сопвит тоже — еще одна победа здравого смысла. Феликса отправили служить в Рангун. В сравнении с ним Авиньон не худшее место. Но он не может даже съездить в Париж или Ниццу, нет денег, Гален ведь ни за что не даст ему свой большой медлительный «Гиспано», с пучеглазым черным шофером, а ведь это авто исколесило все побережье, вздымая белую пыль в молодых оливковых рощах… Так-так, чем еще могла бы поживиться тут уважающая себя мышь? «Консульскими обязанностями» в шести томах? А вот консульские штампы и выцветшие валики для нанесения краски, которые могли бы еще исправно работать, если нанести на них чернила. «Основы международного права» Вагнера — многостраничная и малопонятная компиляция. «Поведение британского подданного за рубежом» — руководство для резидентов. «Словарь трудностей английского языка» Скита. «Консульский реестр». «Малый Оксфордский словарь». И все это для того, чтобы он грамотно писал отчеты и депеши. Еще несколько учебников грамматики и детективов. Вообще все было довольно убогим, и любой, заглянувший сюда (говорил он себе), сразу понял бы, что Чатто очень беден, а лорду Галену либо нет до него дела, либо он специально держит племянника в нищете. Заместителю консула в подобных отдаленных местах платили буквально гроши, и, естественно, они не получали консульские frois, то есть деньги на дополнительные расходы, которые можно было бы промотать на развлечения. Более того, у Феликса вообще не было иных источников дохода, и он постоянно ломал голову над тем, как уложиться в смехотворное жалованье. Даже когда кто-то приглашал его, Феликс отказывался прийти — из боязни, что не сумеет ответить должным образом. Нищета придает человеку невероятно затравленный вид; и хуже всего нищета при баснословно богатых родственниках, которые не могут не «опекать», даже если постараются. В провинции при столь скудном бюджете все становилось кошмарной проблемой: визит к врачу, операция, зубные коронки, разбившиеся очки, зимнее пальто. Эти мысли не давали Феликсу покоя, лишали уверенности в себе, отравляли ядом выпадавшие изредка скудные радости.

Ночь за ночью он ворочался на шершавой простыне, изнемогая от бессонницы и неотвязных мыслей. Он прокручивал в уме свою жизнь, и она разматывалась, будто лента непрерывных горестей, в обратном направлении, от настоящего к смерти отца и к грустным школьным дням. (В его характеристиках всегда писали: «Мог бы достичь большего, если бы поменьше мечтал».) Единственным утешением Феликса стали книги, а потом он начал изображать горячий интерес к католицизму, потому что так ему удалось завести друзей, и было чем убить время. Он чувствовал, что если не найдет себе полноценного занятия, невыносимое бремя скуки и тоски доведет его до сумасшествия, он заболеет, как тогда это называли, «мозговой горячкой». Всякий раз, подумав об этом, он неслышно шептал: «О Господи, только не это». Боже упаси, надо с кем-нибудь разговаривать! Когда Феликс получил сообщение Блэнфорда — о том, что тот летом будет жить неподалеку от Авиньона, к глазам его подступили слезы, он не смог сдержать короткого рыдания. Словно камень упал с души.

Все эти долгие одинокие ночи Феликс ощущал себя почти так же, как сам город — все в прошлом и ничего в настоящем. Интересно, известно ли Галену о гостях, знаком ли Блэнфорд со стариком? Узнать негде! Галену никогда даже в голову не приходило сообщать о своих частых отъездах и приездах, но он точно несколько месяцев в году обязательно проводил в полуразрушенном шато, который, как предполагал Феликс, не восстанавливал исключительно из скупости. Он объездил всю Европу, следуя вдоль ниточек паутины, которую сплел благодаря богатству, играя в банковские и политические игры. И повсюду его сопровождал негр Макс, слуга и шофер, который при определенном освещении был не просто коричневым, а темно-фиолетовым, а также немой (буквально) секретарь. Гален сам выбрал его, со смехом откомментировав, что тот умеет отдавать приказания и добиваться их исполнения. Секретарю не требовалось слов, достаточно было кивка.

Страница