Сто тайных чувств - читать онлайн книгу. Автор: Эми Тан cтр.№ 24

— Тебе повезло.

Он продолжал поглаживать мою руку.

— А потом я вспомнил то, что она написала — можно убежать от любви, но нельзя сказать ей «нет». Это не в твоей власти… — Он взглянул на меня. — В любом случае я должен был тебе все рассказать, чтобы отныне между нами не было недомолвок. И чтобы ты поняла, что у меня есть другие чувства, и если ты видишь, что я где-то далеко… Ну, в общем, ты знаешь.

Я задержала дыхание и прошептала самым нежным на свете голосом:

— Я понимаю, правда, я все понимаю.

Затем мы оба встали и, не обмолвившись ни единым словом, направились ко мне домой.

Та прекрасная романтическая ночь, о которой я столько мечтала, обернулась кошмаром. Мне все время казалось, что Эльза наблюдает за нами. У меня было ощущение, что мы занимаемся любовью во время похорон. Я старалась не проронить ни звука. Саймон же, напротив, не производил впечатление человека, раздавленного горем. Словно он и не рассказывал самую печальную историю, которую мне когда-либо доводилось слышать. Он вел себя как все нормальные мужчины в первую ночь — стремился продемонстрировать мне всю свою искушенность, опытность, неутомимость, желание удовлетворить меня.

А потом я лежала в постели, не в силах уснуть, думая о музыке Шопена и Гершвина и о том, что у Эльзы и Саймона могло быть общего. Перед глазами всплывали пухлые коленки Эльзы, похожие на безмятежно улыбающихся ангелочков, и я задавалась вопросом: как у маленького ребенка мог появиться шрам, по цвету и форме напоминающий земляного червя? Какие воспоминания о минувших надеждах, оскорблениях и страданиях отразились в ее глазах? «Волны любви влекут тебя за собой», — написала она. Я представила, как она скользит по волнам снежной лавины.

К утру я уже смогла увидеть Эльзу глазами Саймона — нимб над головой, кожа нежная, как крылья ангела. Ее холодные синие глаза видели все насквозь — и прошлое, и будущее. И она навеки останется опасной и прекрасной одновременно, такой же чистой и манящей, как свежий, девственно-белый снег.

Оглядываясь назад, я понимаю, какой глупостью с моей стороны было решение остаться с Саймоном. Я была молода, влюблена по уши, я попросту спутала патетику с романтикой, сочувствие с данным самой себе обязательством спасти его от печали. Меня не отпускало чувство вины: сначала папа, потом Кван, потом Эльза… Мне было стыдно за все свои дурные мысли о ней. И в качестве расплаты за свои грехи я все время искала ее одобрения. Я стала ее сообщницей. Я пыталась воскресить ее.

Помню, как-то раз я предложила Саймону отправиться в поход в Йосемит. «Ты говорил, как Эльза любила природу», — сказала я. «Я как раз подумал, если мы пойдем, она тоже будет там», — ответил Саймон. Он смотрел на меня с благодарностью за мое понимание, и мне этого было достаточно, потому что я была уверена, что с этой минуты он полюбит меня еще сильнее. Нужно просто набраться терпения и ждать. Я не уставала напоминать себе об этом, когда мы остановились в Ранчерия-Фолс, прямо под усеянным звездами небом — таким прекрасным, беспредельным, сверкающим… В точности как моя мечта. Я пыталась сказать об этом Саймону, но мои слова прозвучали безнадежно банально. «Саймон, гляди, ведь это те же самые звезды, которыми любовались первые любовники на Земле». Саймон глубоко вздохнул. Я поняла, что его вздох был исполнен не удивления, а неизбывной печали. Я поняла, что он снова думает о ней. Может, вспомнил, что и она любовалась когда-то этими звездами, вспомнил ее слова по этому же поводу — только гораздо более изысканные, оригинальные. Может, наши голоса в темноте были неотличимы — те же банальные мысли, высказываемые чересчур страстным голосом, — голосом, который мог бы спасти все чертово человечество.

Я почувствовала, как мое тело сжимается, уплотняется, что его вот-вот раздавит вес моего сердца — словно законы равновесия и земного притяжения больше на меня не действовали. Я снова взглянула на далекие холодные звезды, мерцающие подобно светлячкам. Только теперь они расплывались, таяли; и мне казалось, что ночное небо вихрем закружилось над нами, опрокинувшись под бременем собственного величия.

Судя по тому, как Эльза заполнила мою жизнь, можно подумать, что мы стали лучшими подругами. Когда мы с Саймоном обдумывали меню на День благодарения, то всегда предпочитали рецепт ее начинки для индейки из устриц и каштанов моему китайскому из риса и колбасы. Мы пили кофе из керамических кружек с двумя ручками, которые Эльза когда-то вылепила в летнем лагере для музыкально одаренных детей. По вечерам и на выходные мы ставили ее любимые записи: песни «Блюз Прожект», Рэнди Ньюмана, Кэрол Кинг, а также достаточно безвкусную, на мой взгляд, симфонию ее собственного сочинения, которую недавно исполнил и записал в память о ней университетский оркестр. Саймону я сказала, что симфония является живым доказательством ее талантов, хотя, по мне, этот опус был похож на вопли бездомных котов на помойке с финальным дребезжанием консервных банок, вызванным метко брошенным ботинком.

Потом настал декабрь, и Саймон спросил меня, какой подарок мне хотелось бы получить на Рождество. По радио передавали праздничные песни, и я попыталась представить, что он мог бы подарить Эльзе — пожертвование от ее имени в клуб Сьерра? Коллекцию записей Гершвина? И тогда я вспомнила, как Йоги Йоргессон исполняет пародию на «Колокольчики звенят». В последний раз я слышала эту песню, когда мне было двенадцать, и я думала, что ирония — это очень круто. В тот год я подарила Кван доску для спиритических сеансов, и, пока она озадаченно разглядывала начертанные на ней старомодные буквы и цифры, я сказала, что теперь она может спрашивать у американских призраков, как пишется то или иное английское слово. Кван погладила доску:

— Хорошая, очень полезная.

Отчим не выдержал:

— Почему ты все время издеваешься над ней? — спросил он прокурорским тоном.

Кван уставилась на доску с еще большим замешательством.

— Это просто шутка, ладно?

— Это жестокая шутка, и у тебя жестокое сердце, если ты способна на такие шутки. — Он схватил меня за руку и вытащил из кресла со словами: — Все, юная леди, для вас праздник закончен.

Сидя у себя в спальне, я включила радио. Вот тогда я и услышала пародию на «Колокольчики звенят». Песенка была обыкновенной шуткой. Мой подарок тоже был шуткой. Я разрыдалась: как я могла быть жестокой по отношению к ней, если она этого не заметила? К тому же, рассудила я, если моя шутка и была жестокой (а она, безусловно, такой не была), Кван это заслужила, ведь она тупица! Она так и напрашивается на то, чтобы над ней издевались! И что плохого в том, чтобы слегка повеселиться на Рождество? На самом деле жестоки те, кто считают себя святошами. Ну а если все думают, что я дурная, я покажу им, где раки зимуют!

Я включила радио погромче. Я представила, что кнопка регулирования громкости — это итальянский носик папочки Боба, и крутила ее с таким остервенением, что она отломалась, и теперь Йоги Йоргессон орал во всю глотку: «Смеемся мы в пути — ха-ха», пока папочка Боб не завопил: «Оливия, сейчас же выключи это чертово радио!», что было совсем не по-христиански, тем более на Рождество. Я выдернула вилку из розетки. Позже Кван пришла в спальню и сказала, что ей «очень-очень понравился» мой подарок для правописания. «Перестань прикидываться дебильной», — проворчала я, состроив ужасную рожу, но тут же испугалась своих слов, увидев, какую боль причинила ей.