К последнему городу - читать онлайн книгу. Автор: Колин Таброн cтр.№ 32

Он думал: «Я делал так всю свою профессиональную жизнь. Все ждал, пока что-нибудь произойдет. Единственная катастрофа – это когда ничего не происходит. До сегодняшнего дня я так и полагал».

Он уже пытался написать про Жозиан, выделяя ей место в воображаемой книге; он пытался отметить перемены, произошедшие с ней, и презирал себя за то, что не изучает их более внимательно, но это были всего лишь бессвязные отрывки.

«Как странно, она ведь казалась самой неуязвимой из нас. Легкая, как эльф. С таким легким существом ничего не может случиться. Но сейчас, когда у нее началась лихорадка, она стала какой-то бледной и отчужденной. Казалось, что она где-то далеко-далеко, не с нами. Если она, конечно, когда-то была с нами».

Она наблюдала это снова и снова на протяжении всех тех лет, которые они были вместе: его удивительный аппетит к новому опыту, каким бы неприятным он ни был. Его мучила каждая нераскрытая тайна. Он был похож на охотника, который не может перестать убивать.

Но теперь он вдруг сказал странным тоном, который она еще не слышала до этого:

– Я больше не хочу, чтобы что-нибудь случалось.

– Да, то, что случилось вчера, просто ужасно.

Он держался за колено, сморщившись, как будто пытаясь скрыть другую, душевную боль.

– Нет, я имел в виду вот что: я хочу, чтобы больше ничего не случалось.

Она не понимала его. Роберт смотрел не на нее, а на свою голую ногу. Через несколько минут он выдохнул:

– Потому что я не смогу это описать… Что бы ни произошло, я все равно не смогу описать это.

Именно этого Камилла и боялась; но подтверждение ее догадок пришло так спокойно – она ведь уже все знала, – и теперь она просто продолжала разминать его горячее колено, радуясь, что этим можно заменить вынужденные снисходительные ласки.

Роберт проговорил:

– Я должен был стать заложником, как Франциско.

Ей захотелось спросить: «Так почему же не стал?» Но это прозвучало бы слишком жестоко. Поэтому она сказала:

– Я рада, что ты не стал.

Но она и не ждала от него ничего другого.

Он просто сказал, не глядя на нее:

– Я испугался.

Он вырвал колено из ее рук – она вдруг с удивлением почувствовала, что он считает себя недостойным ее – и опустил штанину.

– Я никак не мог понять, что, черт побери, происходит. Они могли оказаться просто детьми, которые решили поиграть в инков. А могли отрубить нам головы. Я просто не знал.

Она попыталась поддразнить его:

– Нужно всегда понимать, что происходит!

– Да, – и потом еще тверже: – Да. – Он не хотел смотреть на нее. – А я просто трясся от страха. Ты не заметила? Я не знал, чего они хотят. Чего они хотели? Они просто ждали, что мы сломаемся и повернем назад, правда?

– Нет, не думаю. Мне кажется, они ждали, что мы пойдем дальше.

– Я думал, у них какой-то уговор. Между ними и проводником, и даже поваром. Я думал, им нужно что-то еще.

Спокойствие Камиллы удивило его. Он встал и, отвернувшись от нее, посмотрел на доску. На ней мелом было написано: «Rabia es un sustantivo, rabioso es unadjetivow [38] .

Он казался таким жалким, с опущенными плечами, в мокрой от пота серой рубашке, что ей вдруг захотелось обнять его. Значит, он не нашел слов, чтобы самому себе признаться в своем унижении. Он не мог притворяться, когда начинал писать, – он вообще не мог притворяться (ей всегда это в нем нравилось). И вот он стал немым.

Но она решила не прикасаться к нему. Естественно, ее оттолкнула его внутренняя гордость. Но также еще и некоторое чувство самосохранения, нежелание тонуть вместе с ним. Она поняла, что это и есть то драгоценное новое качество, развившееся в ней здесь, – отчуждение. Ей не хотелось терять его. Поэтому Камилла продолжала смотреть на его спину, немного нежно, немного удивленно от такого странного отчуждения: ее удивляло, что она могла теперь смотреть на него, как будто на кого-то другого, хотя и представляла, как прежняя Камилла крепко обнимает его.

Через некоторое время она спросила:

– Разве кто-нибудь из нас мог предвидеть, что здесь будет происходить?

– Я хочу только одного: чтобы это путешествие окончилось. Я начинаю ненавидеть всю эту страну, – ответил он.

Она пробормотала:

– Она очень красива.

Но он ее не слышал:

– Я решу, что мне делать, когда мы доберемся до дома.

Он и сам уже себя не узнавал. Еще минута, и его начнет отталкивать все – не только он сам, но и эта земля, люди и даже Камилла.

Днем Роберт прошел мимо палатки Франциско, но, внезапно, поддавшись какому-то импульсу, вернулся и зашел к нему. Его больше не раздражало то, как Франциско смотрит на Камиллу. Он даже немного возвысил ее в глазах Роберта. Франциско лежал на голой простыне, уставившись в брезентовый потолок. Первые несколько секунд он не мог понять, кто к нему пришел. Потом на его лице проступила слабая улыбка.

Как глупо, подумал Роберт, что так трудно это произнести, но все же сказал:

– Я хочу поблагодарить вас за то, что вы вчера сделали, Франциско. – Вы – хороший человек, – тихо добавил он немного погодя.

Улыбка исчезла с лица Франциско. Роберт с удивлением увидел, как его лицо исказила гримаса боли. Он сказал:

– Нет, я не хороший человек.

Ему вдруг показалось, что его собственные слова что-то зажгли внутри него. Он сказал громче:

– С чего вы это взяли?

И тут он хрипло и гневно закричал, так, что его, наверное, слышали все в лагере и в лесу за ним:

– Я нехороший человек! Нет! Нет! Я не хороший человек!

В джунглях, которые окружали их все последние мили на пути к Вилкабамбе, царила еще более глубокая тишина, чем раньше. Многие мили они поднимались на холмы и спускались в низины, ступая по дну зеленого океана. Единственными нарушителями этой тишины были обезьяны-ревуны – на самом деле они вовсе не ревели, а издавали какие-то странные, приглушенные звуки, похожие на далекий гром. Потом тропа внезапно отодвинулась к самому краю пропасти – далеко внизу ревела бурная река, а на склонах напротив росли огромные деревья и бамбук.

Несколько раз им попадались фермерские угодья, где рос маис, кофе или фруктовые деревья. Но они никогда не видели самих рабочих на этих фермах.

Потом вокруг них снова смыкались джунгли. Камни под ногами были скользкие от недавно выпавшего дождя, и земля приставала к ботинкам, как глина. Они слишком устали, чтобы разговаривать. Камилле очень захотелось проехать немного верхом, но даже мулы выглядели такими измученными, что она не решилась попросить. Джунгли проплывали мимо нее вереницей незнакомых орхидей и птиц: трогоны, оропендолы и прекрасные черно-синие танагры.