Мэгги переполняли наполеоновские планы, так что Соня смогла вернуться к рассказу о собственных проблемах лишь к концу вечера.
— Значит, вы поссорились, как только ты вернулась домой? Из-за пометок в романе? И он решил, что ты завела интрижку с официантом?
— Можно и так сказать, — робко призналась Соня.
— Но это просто смешно! Извини, но он полный идиот!
— Извиняю. Ты говоришь это уже не в первый раз, — засмеялась Соня.
— Как ты собираешься теперь поступить с танцами по пятницам? — поинтересовалась Мэгги, как будто только это ее волновало.
— Боюсь ему об этом даже сказать! Но я должна заниматься. Я просто не могу бросить, согласна?
— Нет, не можешь. Я обязательно позвоню тебе на следующей неделе и надеюсь услышать, что ты приняла правильное решение.
Они прикончили бутылку вина, доели оливки, которые заказали, чтобы вновь почувствовать себя так, словно они в Испании.
На тротуаре они обнялись.
— Мэгги, береги себя, — напутствовала подругу Соня. — Не пропадай, договорились?
— Разумеется, не пропаду. Ты приедешь ко мне в гости. Если не приедешь сама, я вернусь и увезу тебя силой.
Спустя десять дней судьба заставила Мэгги уехать, чтобы с головой окунуться в безумство страсти.
Глава десятая
Соня подсчитала, сколько же они не виделись с отцом. Почти два месяца прошло после ее последнего визита к Джеку. Ее пронзило неразделенное чувство вины, которое испытывает единственный ребенок.
Жаль, что он живет так далеко. Но Джек постоянно заверял ее, что совершенно счастлив, что не хочет покидать насиженные места, где родился и прожил всю сознательную жизнь. Время от времени Соня задавалась вопросом, что она будет делать, если он станет совсем беспомощным. Она попыталась представить, как он переедет жить к ним с Джеймсом. Такое даже невозможно было вообразить. Когда тенистые улицы Уондзуорта остались позади и Соня пересекла Балхам, Тутинг и Норвуд, она уже убедила себя, что не стоит волновать отца и выплескивать на него свои проблемы с Джеймсом.
Кройдон. Если и существовала полная противоположность Гранаде, то это был серый пригород — Кройдон. Соня подумала, что ему не хватает романтизма, загадки и красоты западного мира. До боли обидно ехать по его серым улицам. Соня дивилась: интересно, архитекторы середины шестидесятых прошлого века когда-нибудь приезжали сюда, чтобы посмотреть, во что с годами превратилась их работа? Разве могли они себе представить серый бетон в размытых грязных пятнах краски или огромные оконные стекла черными от копоти и пыли? Однако это место любил ее отец, и, несмотря на то что оно изменилось до неузнаваемости, он видел лишь его былую красоту. Здесь осталось его сердце.
Они придерживались заведенного ритуала. В тот субботний день Джек Хайнс угощал ее французским печеньем на тарелке, украшенной уже выцветшим цветочным рисунком.
— Как успехи в танцах? — поинтересовался он.
— Все просто отлично, — улыбнулась Соня. — Мне очень нравится.
— Это хорошо. Жаль, что я больше не могу танцевать, — хихикнул он. — Я бы научил тебя парочке наших фирменных шагов. Хотя, подозреваю, ты решила бы, что они слишком старомодны.
— Уверена, ты ошибаешься, — мягко возразила Соня. — Танец остается танцем, согласен?
— Ну, не знаю. Но в любом случае — я так рад, что ты продолжаешь танцевать.
— Не представляю, как бы я бросила!
— А что Испания? — спросил он. — Я получил твою открытку. Как отпраздновали день рождения Мэгги?
Соня позвонила отцу перед отъездом, чтобы сообщить, куда отправляется со своей старой школьной подругой.
— Просто сказочно, — призналась Соня, делая маленький глоток из чашки тончайшего фарфора. — Мы взяли несколько уроков танцев, пока были там.
— Превосходно. А где вы остановились?
— В Гранаде…
Едва это слово слетело с ее губ, как она услышала, что отец тихонько повторил его себе под нос.
— В Гранаде? Твоя мать родилась в Гранаде.
— Правда? — воскликнула Соня. — А я и не знала. Я влюбилась в этот город.
После этого Джек засыпал дочь вопросами. Он хотел знать абсолютно все об этом городе: как он выглядит, где и что дочь ела, осмотрела ли достопримечательности? И в лучшие времена он всегда интересовался жизнью дочери, но сегодня хотел знать даже мельчайшие подробности.
Соня описала лабиринты мощеных улиц, удивительные тенистые площади, широкие бульвары, рассказала, что заснеженные горные вершины кажутся скорее нарисованными — налетом нереальности на фоне города. Соня пришла в восторг от теплой, выкрашенной в красный цвет Альгамбры, от атмосферы марокканского квартала, расположенного как раз за дворцом, где за столетия ничто не изменилось и до сих пор не было машин. Джек был весь внимание, но больше всего он хотел услышать про танцы.
Соня описала школу, учителей, ночной клуб, где они оттачивали свое мастерство, рассказала, каким танцам их учили.
— Мы разучивали сальсу, меренге и даже немного фламенко, — призналась она.
Джек налил себе чаю. Как обычно, мимо дома промчался товарный поезд, и чашечки тихо зазвенели на блюдцах.
— Гранада такой красивый город. Почему мама оттуда уехала? — спросила Соня.
Добавив в чай сахар, Джек взглянул на дочь.
— Ее отъезд как-то связан с гражданской войной. В то время многие покидали Испанию.
— А разве она никогда не хотела вернуться?
— Не думаю. Как бы там ни было, она встретила меня, — улыбнулся он, на его старческом лице появились морщинки, показывающие его возраст.
— Да уж, встретила, — ответила Соня. — Я даже представить себе не могу, чтобы ты жил в Испании.
Было нелегко вообразить Сониного отца за границей. Он не любил жару, не ел ничего, кроме самой простой еды, и не владел никаким языком, кроме родного.
— Но неужели у нее не осталось родственников?
— Кажется, никого не осталось.
Ответ отца звучал слишком расплывчато, и Соня сразу поняла, что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут. Они стали вспоминать о Сониной матери. Обычно Джек никогда надолго не останавливался на разговорах о Мэри. Хотя он пятнадцать лет ухаживал за женой-инвалидом, ее смерть стала для него настоящим ударом. Посторонние люди, встречая Джека, часто думали, что его жена умерла совсем недавно. Казалось, до сих пор не утихла боль утраты. Однако сегодня отец был не против того, чтобы развить эту тему.
— Я кое-что помню из детства, когда мне было лет десять-одиннадцать, — задумчиво произнесла Соня.
— Что именно?
— Что мама неодобрительно относилась к людям, которые стали ездить в Испанию на отдых. И когда одна из моих одноклассниц вернулась из Испании и рассказала, как там было здорово, мама просто пришла в ярость.