Проснитесь, сэр! - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Эймс cтр.№ 80

Итак, пошли очень долгие пятнадцать минут ожидания, пока «Райд-Х» сделает свое дело, – самые долгие пятнадцать минут во всей моей жизни. Я вспомнил лекцию Дживса о времени. В конце той самой четверти часа мной по праву должна была бы заняться служба социального страхования.

Стоя перед зеркалом, я обследовал свои подмышки. В учебных материалах упоминалось, что иногда лобковые вши с удовольствием проводят там отпуск. Сначала ничего не увидел, но, приглядевшись, обнаружил одну угнездившуюся коричневую тварь! Вот мерзость. Я сообразил, что маленький гад проследовал по волосатому притоку, бегущему по животу к груди, и оттуда прыгал по отдельным редким волоскам, как Тарзан, добравшись до подмышки, где нашел пристанище.

Поэтому я намазал подмышки, но после обработки паха уже прошло несколько минут, и я забеспокоился насчет точной выдержки времени, а потом сказал, черт с ним, решив, что не такая уж это точная наука.

Через двадцать минут смыл шампунь, заработал гребешком, глядя на себя в высокое зеркало на створке двери. Возникла блестящая идея сбрить приток в центре торса. Тогда даже какой-нибудь выживший краб не совершит переправы. Поэтому я его сбрил, после чего мной овладела какая-то мания, и следующим делом я понял, что надо скосить каждый волосок на теле, кроме головы, которая, как было сказано в материалах, не привлекает лобковых вшей в какой-то связи с температурой воздуха.

Я целиком намазался кремом для бритья – ни одна область не гарантирована от нашествия крабов, – отчасти охваченный бритвенной лихорадкой потому, что не полностью доверял медикаментам. В указаниях отмечено, что в некоторых случаях процесс следует повторить несколько раз, а подобное замечание особой уверенности не вселяет.

Но если снять каждый волосок – как сделала Ава, – маленьким мужеложцам негде будет укрыться, любая тихая гавань закрыта! Я потратил пять сменных лезвий.

Даже наклонился и выбрил то место, к которому никогда и не думал подносить острый предмет. Однако я это сделал, максимально приблизившись к осуществлению своих тюремных фантазий. И стал безволосым, каким, вероятно, был юный Кеннет, впервые с наслаждением испытавший растление.

Оглядел в зеркале голые ноги, живот, грудь, подмышки. Не считая оставленных Горой синяков, предо мной предстало тело, которого я много лет не видел. Это было как бы воссоединение с прошлым, с молодым собой. Я чувствовал горестную любовь к мальчику, которым был, который еще не знал, сколько ждет его бед, сколько проигрышей и потерь. Это нечто отличное от ностальгических воспоминаний, выбривая тело, казалось, будто я не только мысленно, но и физически возвращаюсь назад во времени.

Потом обдумал усы. Они завершили бы странный бритвенный транс Дориана Грея. Кроме того, нельзя рисковать – вдруг краб в поисках последнего убежища спрячется там. Долой усы. И я в один момент – по сравнению с бритьем ног – ловко смахнул с верхней губы жидкие волосы.

Прощай, Дуглас Фэрбенкс-младший, сказал я с сентиментальной слезливостью. Приятно было тебя видеть. Прощайте и вы, мистер Эррол Флинн. Мой голос звучал как у телеведущих, поминающих умерших звезд на церемонии вручения Оскара.

Потом я долго стоял под горячим душем, утешавшим ободранное бритвой тело. Мокрый, стрелой метнулся в комнату. Вытерся полотенцем без крабов, оделся в одежду без крабов – брюки цвета хаки и темно-синюю рубашку от «Братьев Брукс». Сообщил Дживсу, что снял с тела каждый волосок.

– Мне все больше нравились ваши усы, сэр, но без них вы выглядите моложе. Надеюсь, не будете испытывать неприятных ощущений во всем теле.

– Могу сказать, что уже испытываю. Впрочем, заслуженно. Это мое покаяние. Как бы противоположное власянице, но с тем же эффектом.

Следующей нашей задачей была обработка аэрозолями моего матраса, подушек, всей комнаты, а потом кабинета. Рты и носы завязали платками; я чувствовал какую-то садистскую силу и власть, которой наверняка наслаждаются терминаторы. Открыли окна – я понадеялся, что это не сведет к нулю действие агента. Потом спрыснули и вымыли ванную. Наконец труды завершились.

Я чувствовал неприятное раздражение под одеждой и одновременно немалое облегчение. Ни один краб не мог выжить. Они отняли у меня девушку, отняли у меня усы, но я чувствовал, что их атаке на меня положен конец. Мы уложили все составляющие крабового набора в пластиковый мешок, решив захоронить за пределами усадьбы. Если его обнаружат в мусорном баке, начнется охота на ведьм. Какую тогда записку оставит Хиббен на столе для корреспонденции?

– Ну, спасибо вам, Дживс, за всемерную помощь. – Мы снова сидели в рабочем кабинете. – Без вас я бы не перебил этих крабов.

– Очень хорошо, сэр.

Было пятнадцать минут седьмого. В окно было видно, как люди собираются на задней террасе.

– Я собираюсь пойти выпить, Дживс.

– Понимаю, сэр.

Возможное объяснение нашей нежной любви к собакам. Краткое возвращение к ужину. Неужели за дверью студенточка Мангрова? Я собираюсь сыграть обе роли из песни Кола Портера: на вершине и на дне. Я не Филип Марлоу

– По-моему, у собак должно быть очень много свободного серотонина, – сказал я. – Во всяком случае, больше, чем у людей. Не следует ли ученым исследовать их мозг в целях лечения депрессии? Думаю, может быть, высокий уровень серотонина объясняет, почему нам так нравится с ними общаться. Лаская собаку, я испытываю некую контактную эйфорию. Возможно, получаю дозу серотонина подкожно, а иначе как там что-нибудь передается сквозь кожу.

Мангров не отреагировал на мое замечание, просто сказал, только что заметив:

– Эй! Ты зачем усы сбрил?

– Да, я тоже обратил внимание, что ты выглядишь по-другому, – добавил Тинкл.

– Они стали слишком колючими, – объяснил я.

Мы сидели в комнате Тинкла, проводя очередной мозговой штурм с новой откупоренной бутылкой виски и новым пакетом лекарственной марихуаны. Было около десяти часов вечера. Я был пьян, обкурен, но еще не отключился, хотя лучше бы это случилось пораньше вечером.

Понимаете, ужин был сплошным кошмаром. Боги действительно хватили через край, даже для самих себя.

Нам подали ни много ни мало крабовые рулеты. Смертельный юмор. И кукурузу. Ужас.

Естественно, я заподозрил нечто вроде заговора. Обслуживающий персонал выведал, что у кого-то есть крабы, только точно не знал у кого, решил довести виновного до белого каления и вынудить признаться.

Но я не дрогнул. Я их ел, хотя это было все равно что служить королевским дегустатором у Гитлера или у Цезаря, только я сам был Гитлером и Цезарем, а значит, и своим собственным королевским дегустатором.

Мой выход взволновал колонистов, раздался радостный гул голосов, смех. В окна лился сероватый свет; после многообещающего начала день становился все пасмурнее. Горела огромная люстра.

Я сидел за столиком-спутником с Мангровом и Тинклом, изо всех сил жевал крабовые рулеты, утихомиривая доступные воздействию нервные окончания большим количеством белого вина, превысив обычную дозу.