Дополнительный человек - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Эймс cтр.№ 49

К середине дня слово «колготки» наконец покинуло мое сознание, хотя и задержалось там на долгие часы, как надоедливая песенка. Остаток дня я сидел с головной болью. Депрессия следовала за мной, словно тень, желавшая сокрушить меня.

Направляясь домой, я бросился в первый вагон подземки, чтобы развеселить себя. Я любил ездить в первом вагоне и смотреть в окно на рельсы. Иногда рядом стояли другие люди, хотя большинство пассажиров не имело представления о переднем окне и о том, какое оно интересное. В тот вечер я стоял у окна с хасидом. Мы стояли рядом, стараясь не касаться друг друга, и смотрели вперед.

– Здорово, правда? – сказал я.

Он мне не ответил. Я подумал, что это потому, что в его понимании я не был евреем, я был нечестивцем, но он улыбнулся мне, как бы соглашаясь, что мы получаем удовольствие, тогда как другие пассажиры упускают эту возможность.

Настроение улучшилось. Смотреть в окно было чем-то вроде гипноза: мы мчались вперед, наклоняясь вслед за темными рельсами; белые передние огни едва освещали темноту туннеля перед нами; ржавые металлические балки на потолке и стенах напоминали ребра. Я думал о рабочих – диггерах, которые шестьдесят лет назад трудились здесь, и некоторые погибли, когда земля неожиданно обрушилась.

Поезд грохотал и заполнял собой темный проход. Затем вдруг в желтом свете появилась платформа. Она напоминала далекую сцену, и люди, ожидающие поезда, были как линия хора. Когда поезд подъехал ближе, несколько человек увидели меня в переднее окно, лоб прижат к стеклу. Мы встретились взглядами, но они, как всегда, смотрели на меня с подозрением. «Что он делает у переднего окна? – должно быть, гадали они. – Может быть, с ним что-то не так?»

Но сейчас мне не было дела до того, кто что думает: я был отважным исследователем, искателем приключении. Глядеть в переднее окно всегда доставляло мне удовольствие. Я прекрасно понимал мальчишку, который угнал поезд и провел его из Бруклина в Манхэттен. Туннели подземки – это другой, но доступный мир, до которого легче добраться, чем до океана или до неба.

Хасид вышел на Восемьдесят шестой улице, даже не кивнув на прощание. Мне бы понравилось подтверждение знакомства. Но в конце концов, хоть на одну остановку я получил окно в полное свое распоряжение.

Я вышел из поезда на Девяносто шестой улице и прошел по пологому холму от Лексингтон до Второй авеню. Генри говорил мне, что Манхэттен – индейское слово, которое означает «холмистый остров», хотя он предпочитал думать, что мы живем у изножья Альп. Это делало нашу жизнь более похожей на европейскую. Приближаясь к дому, я надеялся, что увижу там Генри.

Рядом с мусорными баками прямо у нашей двери, где частенько прогуливались крысы, я увидел нечто похожее на черную металлическую раму от любимой кушетки Ген – ри. Что-то происходило. Взобравшись по ступенькам на наш этаж, я увидел матрац от кушетки, прислоненный к стене. Я понял, что, должно быть, случилось нечто экстраординарное.

Я вошел в квартиру и застал Генри посреди гостиной, с наслаждением взирающего на белую кушетку со светло-коричневыми пятнами, которая стояла у стены на месте старой кушетки.

– Что происходит?

– Я выбросил старую кушетку. Жаль было с ней расставаться, но время пришло. Я еще не взорвал бомбу от блох. Боюсь, кушетка была заражена, я бы не вынес еще одной ночи на ней.

– Где вы взяли новую?

– Нашел на улице.

– Думаете, это умно? У нас уже есть блохи.

– Она с Парк-авеню, очень хороший адрес. Стояла рядом с канапе, которое мне попалось вчера вечером.

– На Парк-авеню тоже могут быть блохи… Как вы привезли ее сюда? Гершон помог?

– Heт, он катался на велосипеде с сексуально-терапевтическими целями. Я только что нашел его и велел поработать над деталями. Он смазал их маслом и укрепил несколько винтов. Чтобы поднять ее сюда, я нанял маленького ирландского бродягу, который сидит перед пиццерией. Дал ему пять долларов. Он свалился в коридоре. Я думал, он умер. У него, должно быть, печень никуда не годится. Он, наверное, слишком слаб, чтобы прямо сейчас пропить деньги, которые заработал. Но я не могу заботить себя подобными вещами.

Я не мог поверить, что Генри и этот бродяга, маленький рыжеволосый человечек, которому на вид можно было дать лет тридцать, умудрились поднять кушетку на четыре лестничных пролета. Я решил, что у Генри случился припадок ярости против блох и он выместил его на старой кушетке, выбросив ее. Гнев, в свою очередь, придал ему столько энергии, что он оказался в состоянии втащить наверх другую кушетку. Он был в самом деле потрясающий. Я сказал:

– Я потрясен тем, что вы втащили ее сюда.

– Ну, танцы поддерживают меня в форме, хотя я могу себе что-нибудь разорвать и, вероятно, умру во сне.

– Это раскладная кушетка?

– Да, и Гершон устроил так, что она прекрасно раскрывается. У нее очень хороший матрац.

Генри принялся покрывать кушетку белыми пластиковыми мусорными мешками из супермаркета.

– Пластик для того, чтобы защитить вас от кушетки или кушетку от вас? – спросил я.

– И то и другое, – сказал он. – Я подержу его несколько месяцев. Это должно стерилизовать ее. Еще у меня есть пластиковая простыня для матраца. Дерматолог сказал мне, что блохи не выносят пластика. Они не могут в нем выжить. Ну, они могут немного посидеть на карнизе для занавесок, но нуждаются они в человеке.

Когда кушетка была застелена пластиковыми мешками, Генри уселся на нее с таким видом, как будто пробует на вкус вино. Потом он вышел из задумчивости и сказал:

– Знаешь, когда мы с этим бродягой брали кушетку, из окна на меня посмотрели две собаки. У них были очень грустные глаза. Должно быть, это была их кушетка. Они начали лаять. Думаю, они пытались предостеречь меня, что в кушетке блохи! Для нас, бедных, нет никакого выхода. Я сменил одну зараженную блохами кушетку на другую. Это, должно быть, эпидемия. У всего города блохи!

На следующее утро, когда я был на работе, секретарша позвонила мне по интеркому.

– Доктор Гаррисон на первой линии, – сказала она.

Это был Генри. Он представлялся доктором, когда чувствовал в этом нужду. Он сказал мне, что получил докторскую степень по драматургии в Парижском университете в пятидесятых годах. Однажды, с нежностью вспоминая о времени, проведенном во Франции, он сказал:

– Несмотря на общественные посещения Лувра, в Европу все еще стоит ездить. Когда они прекратятся, культура умрет.

Я нажал кнопку, переключив линию:

– Генри?

– Луис?

– Да, это я. Вы в порядке? Есть проблемы? – Генри никогда не звонил мне на работу за все время, пока я снимал у него комнату.

– Прости, что побеспокоил тебя, но я собираюсь установить бомбу против блох, так что не возвращайся раньше шести, в противном случае ты умрешь.