Семейная реликвия. Месть нерукотворная - читать онлайн книгу. Автор: Александр Сапсай, Елена Зевелева cтр.№ 47

Алла не скучала, сидя за столом и выжидая свой момент, но речи Иннокентия на нее особого впечатления не произвели, а тем более откровенное ликование всех, сегодня собравшихся по этому поводу. Она и не могла, как ни старалась, припомнить, когда пила водку в последний раз. Может, только на выпускном вечере в школе, да и то сомнительно. Хорошие французские, итальянские, испанские и даже чилийские вина она любила. Ну еще разве только виски, и то не всякого производства. Джин с тоником, с лимончиком и со льдом иногда даже предпочитала другим напиткам. А вот водку… Такое ей не могло прийти даже в голову. Не тонко это, считала она, не стильно и не современно даже, а в чем-то простонародно, наконец. «Я же не слесарь-сантехник Пупкин», — говорила она, когда ей предлагали выпить самого почитаемого русским народом напитка, и этим все было сказано. Все знали — не ее это стиль и не ее напиток.

Сегодня, посмотрев на толпу гостей, восхищенно прославлявших «Кремлевку-2», она немного подумала и решила наконец, что одна-другая рюмка ей вовсе не повредит, тем более в деловых переговорах с подругой, а может, и поспособствует им, сняв определенное, возникшее неожиданно напряжение. В конце концов, можно и изменить своему правилу. Поэтому, скептически пропустив первый тост Галининого мужа, она все же нехотя налила себе небольшую рюмочку из стоявшей прямо напротив нее заиндевевшей хрустальной бутылки. Потом, спокойно проткнув маленькой пластмассовой шпажкой несколько кружков лимона, посыпанного сахарной пудрой, под не особенно приятный ее слуху крик гостей «Гип-гип!» и провозглашенный очередной раз тост за Иннокентия Викторовича, залпом выпила свою рюмку. Именно так учил ее в свое время пить водку папаша — большой любитель и знаток всех процедур, связанных с потреблением обожаемого им напитка. Потом, согревшись, налила себе вторую, которую также опрокинула одним махом. А затем и третью, помня батюшкино выражение о том, что расстояние между тремя первыми рюмками должно быть короче автоматной очереди. Едва проглотив ее содержимое, Алка мгновенно почувствовала, что ей становится плохо. Голова кружилась. Лоб покрылся липким потом. Ее стало страшно мутить и в глазах появилась чернота.

Она начала проваливаться куда-то в пустоту. Перед ее глазами неожиданно возник. Серега-Албанец, правая рука Вогеза, ее новый любовник, который, по не понятной ей причине, почему-то сновал по ее квартире, даже не замечая при этом бегавшего из угла в угол мужа.

«А Серега-то тут откуда взялся? — подумала она. — Да еще к тому же совершенно, голый. Вот это да. И мужа даже, болван, не стесняется. Надо же. Да еще полностью готов заниматься со мной любовью при нем. Ну и дела пошли, Господи. Да еще в лес меня почему-то зовет, убить, что ль, хочет? А в окне-то, в небе, Вогез на ковре-самолете, как старик Хоттабыч с Волькой, летит, только не в середине его сидит, а у самого края, схватившись одной рукой за толстый край китайского ковра с драконами, а в другой держит громадную икону. Вот-вот, того и гляди, вместе с ковром грохнется прямо на стол с гостями, а то и на лысину Иннокентия…»

— Галина! — с огромным трудом, собрав всю волю в кулак, едва и смогла выдавить из себя последние, никем не услышанные из-за шума за столом слова Алла. — Помоги!

А дальше наступила полная темнота. Глаза ее закатились. Голова склонилась на правое плечо, и она всем своим небольшим пухленьким телом рухнула на полированный, составленный из ценных пород дерева пол гостиной Ряжцевых.

Галина, хотя и наблюдала незаметно, но пристально весь вечер за родственницей, не могла слышать ее последних, обращенных к ней слов. Именно в этот момент ее отвлек своим вопросом вышколенный официант, спросивший хозяйку насчет времени подачи на стол горячего. Однако что-то в Алке ей с самого начала не нравилось, что-то настораживало ее.

«Да, в последнее время, — думала Галина, — она какая-то не своя, какая-то взвинченная, нервная, неспокойная. Постоянные намеки, недосказанности… И сегодня вроде бы начала про какую-то тайну, но ничего не сказала. Потом этот ее новый любовник. Без слез, как говорится, не взглянешь. Качок Серега-Албанец, надо же, кого нашла, правая рука бандитского авторитета. О таких говорят: одна извилина в голове, и та прямая… На кого дядьку моего, видного во всех смыслах мужика, променять задумала. Ну, я понимаю, трахнулась бы с ним разок-другой и — ладушки. Гуд бай. А тут слюни распустила непонятно по какому поводу. Секс-машина Серега, видите ли. Подошел ей очень. Противно, даже отвратно. Хотя Алка просто так ничего и никогда не делала. Здесь тоже может быть какой-то особый, известный только ей смысл заложен. Наверняка заложен. Расскажет, наверное, потом. А может, и совсем скоро.

Нимфоманку и эротоманку из себя, понимаешь ли, корчит все время. А ведь она старше меня порядком… Хорошо, я знаю, что ей этот секс в общем-то по фигу, а то бы могла что-нибудь другое ненароком подумать. Да и сейчас вон, за столом, заигрывает напропалую с соседом слева, депутатом Эдвардом Нечкиным. Усекла, скорей всего, что тот всегда не прочь перепихнуться, не пропустит мимо себя ни одну юбку, несмотря на свое многочисленное семейство. Знаю я все ее приемчики и приманки, — подумала злорадно Галина. — Вот и водку, с ним чокаясь, пьет, вопреки всем своим правилам, да еще не закусывая. Демонстративно рюмку в вытянутой руке над столом держит, а другой рукой уже давно, небось, под столом в штанах у депутата шурует…

Нет, поговорить с ней, конечно, нужно, и прямо сегодня, сейчас же. Да и сама она несла что-то о какой-то тайне… Возможно, что-то и знает…»

Взглянув в этот момент на Алку, Галина увидела, что та вдруг стала какая-то не такая, причем не то что бледная, а даже совсем белая-пребелая.

«Оргазм, что ли, сама словила уже от этого депутата-многостаночника?» — брезгливо подумала она.

И вдруг, еще раз взглянув на нее, ясно узрела прямо перед собой буквально меловое лицо, закатившиеся глаза, едва шевелящийся рот. А спустя секунду раздался грохот рухнувшего вместе со стулом тела, сопровождаемый страшным женским визгом и криками гостей. К упавшей на пол Галкиной родственнице уже спешили — сорвавшийся с места старинный друг Иннокентия Валерий — модный врач из ЦКБ, лечивший исключительно VIP-персон, известный хирург-уролог Ашот Баблумян, продвинувшийся по службе исключительно благодаря связям Галининого мужа, и многие другие. Рядом с ними, готовая на любую помощь, была и Галина. Она успела подбежать почти одновременно с Валерием и, сидя на корточках, держала в руках потную, с прилипшими ко лбу волосами голову Аллы. В тот момент она была еще жива. И даже пыталась что-то сказать, как будто бы с полным ртом, набитым кашей, произнести какие-то слова. Понять ничего нельзя было, как Галка ни старалась. Потом, поднеся свое ухо совсем близко к Алкиному рту, она все же смогла разобрать всего несколько странных фраз.

— Расспроси как следует Серегу… Скажи Гене… Смерть освобождает мертвых…, но не живых, учти.

Это были последние слова Аллы. Еще через минуту Валерий, державший ее за запястье правой руки, разорвавший на ее груди новое вечернее платье, пытаясь добраться до ее сердца, констатировал смерть. Перед этим, самым последним в жизни Аллы моментом, Галине удалось только увидеть особый, даже какой-то неземной и удивительно яркий свет в ее глазах. Потом они закрылись навсегда. И хотя Ашот продолжал панически сдергивать с нее всю одежду, чтобы сделать укол, все было тщетно. Она ни в какой помощи больше не нуждалась…