Инжектором втиснутые сны - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Роберт Бейкер cтр.№ 91

Занавеси были открыты, но небо было таким темным, что казалось, будто сейчас сумерки, а не полдень. Я стоял на том самом месте, где мы с Шарлен покачивались в танце под музыку, игравшую по радио уборщика, пока не оцепенели в своей любви.

Полыхнула молния, раскатился гром и небеса разверзлись. Струи дождя смывали с окон пыль. Оцепенев под грузом воспоминаний, я спустился вниз и пошел обратно сквозь ливень. К тому времени, как я добрался до дома, я вымок до нитки.

Вошел в гостиную. Отсюда мне было видно латунную кровать, на которой мы занимались любовью. Я смотрел на кожаный диван, с которого мы смотрели «Гиджет» и смеялись, изображая дурацкие голоса, веселясь по-глупому и от всей души. Взглянул на пианино, на котором она играла, и пела, а лучи солнца, пробиваясь сквозь листву, бросали на нее солнечные зайчики. Сейчас по этим листьям колотил дождь. Под скамейкой я заметил смятый листок бумаги. Поднял и расправил его.

Это была песня, которую она сочинила для меня:

Ты пришел из моих фантазий,

Моя сбывшаяся мечта.

Столько долгих бессонных ночей

Я мечтала встретить тебя.

Такой ли ты, каким кажешься

Когда я пою и играю?

Ты и вправду реальный, мечта моя,

Или я слишком долго мечтаю?

Я понимал, как это глупо — но на мои глаза навернулись слезы. Я все еще любил ее; блядь, как же я ее любил.

Плевать мне было, что он сделал с ней или что сделала она; она не была ни грязной, ни испорченной, ни какой-то там еще, это все была туфта. Что бы она ни делала с ним, на самом деле она этого не хотела. (Финал того клипа был его фантазией, никак не ее.) Страх, и только страх удерживал ее там. Что бы она ни делала, она всего лишь пыталась остаться в живых. Мне было плевать, что она делала или говорила; просто насрать на все это. Я любил ее.

И я не собирался терять ее, поддавшись подлым сомнениям и подозрениям, как я когда-то потерял Черил.

Я любил ее не просто потому, что она напоминала мне Черил. Да, напоминала, и я никогда этого не отрицал. Со мной произошло что-то вроде перенесения в годы славы «Stingrays», когда она была в моих мечтах отображением Черил. Но даже тогда я уже любил именно ее голос. Ее. А не голос Черил. Не инструмент Денниса. А ее голос, используя который, она заставляла верить в слова макулатурных стишков, хоть убогих, хоть восторженных. Еще тогда я влюбился в актрису, которая могла из его халтурных фантазий создать настоящие глубокие образы.

И когда я наконец встретил ее — она не была Черил. Она не была ею, когда мы болтали и шутили. Она не была Черил, когда мы занимались любовью в темноте. Она была только Шарлен.

Черил ушла навсегда, влажный прах в могиле на «Форест-Лоун», красноватая кожа на выцветшей «техниколоровской» пленке. Красивый фильм времен свободы, но смотреть его сейчас было невозможно, негатив был утерян.

Шарлен была жива во всей своей гребаной славе. Она не была ни фильмом, ни воспоминанием. Ни иконой. Она была настоящей — испорченной, агорафобичкой, извращенкой, запуганной до усрачки, покоренной и хер знает, какой угодно еще. И все, абсолютно все, через что она прошла, сделало ее женщиной, которую я любил. Ее сущность, ее красоту, ее нрав он так и не смог уничтожить. К чему бы он ее ни принуждал, самое сокровенное она защитила от него. Ему принадлежало ее тело, ничего больше. И хотя, возможно, когда-то она отдала ему себя всю, выбрав момент, когда он отвлекся, она забрала назад свою душу.

И она любила меня, любила по-настоящему. Эта любовь была здесь, в ее песне. Она не использовала меня для игры в ревность. Она любила меня и вернулась тогда к Деннису лишь из страха, убежденная, что он сумеет выследить ее и убьет меня.

И на этот раз у нее тоже не было выбора. Ее вновь схватили и заперли. И снова, в который раз, она продолжала игру — лишь затем, чтобы сохранить свою жизнь.

Только сейчас я понял, зачем вернулся на Каталину и почему оставался здесь, несмотря на всю опасность этого. Потому что опасности особой и не было. Кроме меня, Шарлен была единственной, кто знал, что мы провели уикенд именно здесь. И из-за всего, что это значило для нее тогда, и из-за того, что это продолжало для нее значить, она не рассказала бы об этом никому. Этот уикенд был проблеском нашего будущего. Изгадить его — значило для нее изгадить собственную мечту.

Я понял с ясностью, выходившей далеко за пределы логики, что, несмотря на все, что случилось, Шарлен по-прежнему любит меня.

Я понимал истерику, которая случилась с ней в машине, когда она узнала, что я тоже был когда-то влюблен в Черил. Но это была истерика, и ничего больше. Я верил, что теперь, когда поднятая пыль улеглась, она смогла понять, насколько неверным был ее вывод. Я был не таким, как Деннис.

Не было такого, что я просто хотел ее, потому что она была внешним подражанием Черил; их схожесть таяла по мере того, как я знакомился с ней. И от того, что она пропала, мне было радостно и легко. В конечном счете, это сходство всегда, скорее, пугало, чем возбуждало. Одно дело, когда она была вокалисткой «Stingrays», — далекий сценический образ Черил. Но если бы она, сняв одежду, оказалась точной копией Черил, настолько, что каждая родинка оказалась бы на своем месте — конечно, это был бы просто кошмар.

На самом деле, я никогда не хотел по-настоящему, чтобы она была Черил. Ни семнадцатилетней Черил, ни тридцатичетырехлетней Черил. И я был уверен, что она уже поняла это.

И еще я был уверен в том, что она поняла: я — ее последняя надежда. Ей предстояли тяжелые времена. Законники, наверное, спасли бы ее от Фронтеры — даже если бы ее признали виновной в соучастии мне тогда, на встрече выпускников, приговор наверняка вынес бы условный срок, — но впереди у нее было пожизненное за решеткой в Малибу.

Если только я не найду способа вытащить ее оттуда.

Как я мог проверить эти свои рассуждения? Конечно, через Луизу. Я вспомнил, что она дала мне свой личный номер телефона перед тем, как мы уехали от нее. В кармане слаксов, которые были на мне в тот день, я отыскал бумажку с номером и набрал его. Никто не ответил. Я еще несколько раз в этот день набирал номер Луизы, попробовал в полночь и в два часа ночи, а потом на следующий день, и на следующий. Может, она куда-нибудь уехала? Неожиданно взяла отпуск и уехала. Я не мог винить ее за это. Пока что в прессе не упоминалось, что именно она укрывала нас, но суд присяжных уже потребовал от следствия разобраться в этом вопросе. И все же, она должна была знать хоть что-то. Шарлен почти наверняка оставила Луизе какое-нибудь сообщение для меня.

И какое же? «Скотт, наконец-то я прозрела. Я все так же люблю тебя, очень люблю, милый». Или же: «Иди на хер и подохни там, козел!» Когда мне удавалось рассуждать здраво, я приходил к выводу, что очень даже может быть и второе.

Еще я как-то ночью попытался позвонить Норрайн. Ее номер был снят с обслуживания.

Я набрал номер, по которому можно было связаться с мамой в Гватемале, и оставил сообщение. Через несколько часов она перезвонила мне. Не то, чтобы она была сильно нетрезвой, но видно, там шла какая-то пьянка. Да, она уже слышала о том, что произошло. У нас получился славный долгий разговор. Впервые хоть кто-то вроде бы поверил взгляду с моей стороны на все эти события. Но к концу беседы мама стала давать советы, слышать которые я не хотел. «Родной, забудь ты об этой девушке. Она тебя не стоит».