Скандал - читать онлайн книгу. Автор: Сюсаку Эндо cтр.№ 43

– Итак, – сказал Сугуро.

– Итак, – ответила Нарусэ со своей обычной улыбкой.

Это прозвучало сигналом к началу разговора, ради которого они встретились.

– Я получил письмо и книгу, – сказал Сугуро, наклоняя бутылочку с сакэ к ее чашке.

– Ну и… – Нарусэ закрыла глаза, словно пациент, ожидающий укол в руку.

– Вам, конечно, известно о смерти Мотоко Итои?

– Да.

– Полиция приходила к вам?

– Нет. С чего бы?

– Просто на всякий случай, вдруг они о чем-то вас спрашивали.

– Это же было самоубийство. Осталась посмертная записка.

– Да, я слышал в новостях.

Возле стойки раздался взрыв смеха, сопровождаемый криком официантки, передающей на кухню заказ: «Три бутылки!» Никто не обращал на них внимания.

– Может, что-нибудь выпьете? – спросила Нарусэ.

– Увы, мне нельзя. Врач строжайше запретил. Но вы, пожалуйста, не стесняйтесь. Меня это не смущает.

Официантка принесла на голубой тарелке тонко нарезанную сушеную икру.

– Это их коронное блюдо, – объяснила Нарусэ. – Мой муж очень ее любил.

– Ваш муж бывал здесь?

– Он захаживал сюда еще тогда, когда здесь был другой ресторан.

– Вы знали, – перебил ее Сугуро, точно желая застать врасплох, – что Мотоко собирается покончить с собой?

– Да, знала.

Грациозно протянула палочки и, подхватив с голубой тарелки икру, отправила ее в рот. Она была совершенно спокойна.

– И вы ее не остановили.

– Не остановила.

– Почему?

Вновь раздался взрыв хохота. Никто из присутствующих не догадывался, о чем сейчас они говорили, сидя в углу. Все увлеченно обсуждали соревнование по гольфу.

– Это и есть, по-вашему, ярость? – спросил Сугуро таким тоном, точно и он говорил о гольфе. – Это и есть кукла, танцующая по ночам, о которой вы, помнится, мне рассказывали?

– Да.

– Не могли бы объяснить поподробнее?

– Пожалуйста.

Нарусэ вновь протянула палочки. Движение палочек, снующих от тарелки ко рту, неторопливо смакующие губы… Сугуро вдруг стало не по себе.

– Она часто говорила, что хотела бы умереть именно так. И не мне одной. Всем своим друзьям. Правда, вначале я думала, что это шутка. У многих во время садомазохистских игр слетают с языка подобные фразы. Но она не раз уверяла меня, что действительно умрет в следующем году. Я отвечала – как хочешь. Когда в первый день нового года мы с ней встретились в гостинице, я спросила – ну что, ты и вправду умрешь в этом году?

Нарусэ говорила невозмутимо, словно делилась новостями об общей знакомой. Сугуро вспомнил, какой утомленной, осунувшейся он ее видел в больнице.

– Если хотите, расскажу о том дне. Мы встречали Новый год вдвоем в гостинице в Ёёги. Просмотрев, как положено, по телевизору концерт, в котором соревнуются певцы в белом и красном, переключили на какую-то идиотскую программу. Под шум телевизора она несколько раз повторила: «Убей, убей меня!» Я спросила: «Так что, умрешь этой зимой?», и она пообещала: «Умру!»

– Она была искренна?

– Да, наполовину. Но мне хотелось узнать… Помните, я написала в письме, вложенном в книгу, в душе человека есть недоступная разуму сила, которая наполняет его яростью, подталкивает к преступлению. Никакие нравственные нормы не могут одолеть ее, она затягивает нас в бездонные пучины. Но как обстоит со смертью? Возможно ли насладиться смертью, отдавшись этой силе? Я хотела узнать это… с помощью Мотоко.

– И потому не остановили.

– Да.

Официантка принесла горшочек, и оба замолчали, ожидая, когда она уйдет. Нарусэ положила в рот ломтик рыбы фугу. Ее губы приоткрылись, и узкий ломтик растаял, точно жирная гусеница, проглоченная лепестками цветка. Задвигались щеки, чувственное наслаждение, которое испытывала Нарусэ, медленно пережевывая изысканное блюдо, передалось Сугуро.

– Скучно пить одной, – она опустошила чашечку сакэ, – вы и в самом деле не будете пить? Вы и в жизни, оказывается, такой же трусливый, как в своих романах!

Видимо спьяну, Нарусэ отбросила свой всегда вежливый тон и откровенно провоцировала его.

– Но врач…

– Что такое врач? Какое вам до него дело?

Сугуро поневоле взял в руку чашечку.

– Хорошо, я выпью, но тогда расскажите мне – она не сообщила вам ничего перед смертью?

– Сообщила. – Нарусэ улыбнулась, как будто заранее предвидела этот вопрос. – Помните, я вам позвонила? За три дня до этого, вечером, я долго говорила с ней по телефону Мотоко спрашивала – если она возродится после смерти, сможем ли мы встретиться в следующей жизни? Мы до глубокой ночи говорили на темы круговорота перевоплощений и метемпсихоза. Я рассказала ей об операции Сигэру и попросила – если умрешь, поделись своей жизнью с Сигэру. Когда собиралась уже повесить трубку, она вдруг сказала: я умру завтра вечером.

– Значит, вы даже знали день, когда она умрет?

– Да.

– И несмотря на это, вы ее не остановили, – повторил Сугуро. – Не вмешались.

– Но для нее это было наслаждением! Разве она жила для того, чтобы перебиваться со дня на день, рисуя на улице прохожих? Весь смысл ее жизни заключался в тех минутах, когда она отдавалась своей страсти. Почему же я должна была останавливать ее, если умирать, отдаваясь водовороту чувств, было ее единственной радостью, всем смыслом ее жизни? Больше того, в тот вечер я пришла к ее дому.

– Зачем?

– Не могла устоять перед искушением. Зная, что Мотоко вот-вот умрет, я хотела прочувствовать ее смерть, находясь поблизости. Я провела часа два за чашкой чая в маленьком кафе возле ее дома. Трое мужчин, по виду – рабочие, забавлялись у игрового автомата. Маленький грузовик привез овощи, и женщины из окрестных домов толпились за окном. Зимнее небо проглядывало между зданий. Все это врезалось в мою память, я постоянно поглядывала на часы: четыре часа, четыре с половиной, пять… Я представляла – вот сейчас она… вот сейчас… В голове моей замелькали полузабытые картины – крестьянская лачуга, объятая пламенем. Я слышала крики женщин, детей. Отчетливо осязала запах дыма и гари. Когда очнулась, вокруг было уже темно… Поднявшись, вышла из кафе. Я была абсолютно уверена, что Мотоко Итои, как и обещала, умерла, испытывая наслаждение.

Нарусэ замолчала. Сугуро тоже молчал, отложив палочки. Казалось, не существует таких слов, которыми можно было бы объяснить психологию этой женщины, нет, не психологию, а нечто ужасное, лежащее много глубже. Нечто ужасное, таящееся в душе каждого человека. Писатель в нем пребывал в растерянности – как все это осмыслить? Как истолковать? А потому не оставалось ничего другого, как просто молчать. Он мог сказать лишь одно – то, что он сейчас услышал, было историей зла. Не история греха – тема его прежних романов, а история зла.