Молчание - читать онлайн книгу. Автор: Сюсаку Эндо cтр.№ 26

- Где мы? - в очередной раз открыв глаза, хрипло спросил он у стражников, но те промолчали, настороженно и угрюмо. Он снова задал тот же вопрос, и тогда один, из них тихо и словно смущенно сказал: «Это Ёкосэура...»

Ёкосэура... От падре Валиньяно он много раз слышал это название. Здесь был порт, основанный с разрешения местного князя падре Фроишем и Альмейдой. С того времени португальские корабли, приходившие раньше в Хирадо, стали бросать якорь только в этой гавани. На одном из холмов выстроили церковь и на ее шпиле водрузили огромный крест. Он был так велик, что виднелся издалека, с палубы кораблей, на которых миссионеры прибывали в Японию. На Святую Пасху к этому холму шли с зажженными свечами процессии верующих японцев. Сам князь посещал эту церковь и вскоре принял крещение.

Сидя в лодке, Родригес пытался отыскать взглядом гавань и селение, похожие на Ёкосэуру, но все кругом - и море, и суша - тонуло в непроницаемом черном мраке, нигде ни огонька. Не видно было ни домов, ни поселка. И все же, быть может, здесь еще оставались тайные христиане, как в деревне Томоги или на островах Гото... Ведают ли они, что сейчас, в этой проплывающей мимо утлой лодчонке дрожит, как бездомный пес, католический падре?

- Где же Ёкосэура? - спросил он, и сидевший на веслах после некоторого колебания ответил: «Ничего не осталось...»

Селенье сожгли, жителей разогнали, пояснил он. Мертвое молчание нависло над сушей, над морем, не слышно было ни звука, кроме глухого плеска волн, ударявших о борта лодки. «Господи! Почему Ты допустил это бесчинство? - прошептал священник. - Даже церковь, воздвигнутую во славу Твою, Ты оставил на поругание! Неужели, когда изгоняли этих несчастных, Ты безмолвно взирал на их муки и не подал им знака, дабы вдохнуть в них мужество? Почему? В чем причина Твоего молчания? Мы не так сильны духом, как Иов, которому ниспослано было испытание проказой. Иов - святой, а здешние христиане - всего только слабые, нищие бедняки-крестьяне. Их терпение небезгранично. Так не посылай же им страданий сверх всякой меры...» Священник молился, но море по-прежнему оставалось таким же бесстрастным, и мрак упорно хранил молчание. Слышался только однообразный глухой плеск весел.

«Я, кажется, совсем пал духом...» - с дрожью подумал он. Он чувствовал, что силы его на исходе, он не вытерпит этой муки, если Божественное милосердие не придаст ему мужества. Внезапно плеск весел прекратился.

- Эй, кто там? - закричал один из стражников, вглядываясь во мглу.

Сидевший на веслах перестал грести, но откуда-то издалека доносился скрип уключин другой лодки.

- Наверное, ночной лов... Ладно, брось! - прошептал старший из стражников.

- Эй, кто там? Отзовись! Ты что там делаешь?

В невидимой лодке перестали скрипеть уключины, и слабый голос что-то ответил. Священнику показалось, что он где-то уже слыхал этот голос, но вот где - этого он припомнить не мог.

* * *

На рассвете прибыли в Омуру. Когда ветер разогнал клочья молочного тумана, взгляду Родригеса явились белые стены замка, окруженного рощей. Замок, похоже, еще строился, кругом валялись бревна. А за замком теснились, лепясь друг к другу, домики, крытые соломой и тростником. Так он впервые увидел японский город.

Только сейчас, когда стало уже почти совсем светло, он заметил, что у ног его стражей лежат большие дубинки. Несомненно, им было приказано сбросить священника в море при малейшей попытке к бегству.

У пристани их уже ожидали самураи с большими мечами, в косодэ [24] , окруженные шумной толпой зрителей. Самураи бранили и отгоняли зевак, но те терпеливо ждали прибытия лодки, расположившись на прибрежных холмах. Когда священник сошел на берег, толпа загалдела. Проходя сквозь толпу под охраной самураев, он успел заметить несколько скорбных лиц, люди печально смотрели на него. Он молчал - и они тоже молчали. Не замедляя шага, он поднял руку в знак благословения. В то же мгновение на этих лицах промелькнула тревога; японцы поспешно отводили глаза. В сущности, ему надлежало вложить в эти замкнутые молчанием уста кусочек тела Христова, но здесь у него не было ни чаши, ни виноградного вина, ни алтаря, чтобы, дать им Святое причастие.

Его посадили на неоседланную лошадь и связали веревкой руки; в толпе раздалось улюлюканье. Хотя Омура почиталась городом, в сущности, она почти не отличалась от деревень, встречавшихся ему на пути. То было скопище крытых соломой хижин. Вдоль дороги стояли босоногие женщины в кимоно, со свисающими за спиной волосами, - они торговали рыбой, моллюсками, овощами, вязанками хвороста. Завидев священника, бонзы в черных рясах и бродячие сказители, одетые в шаровары «хакама», осыпали его бранью. Дети бросали в него камни. По словам Валиньяно, в Омуре миссионеры добились наибольшего успеха. Сам князь принял крещение, почти все его домочадцы обратились в христианство. А сейчас дети бросали в него камни, бонзы плевали в него, осыпая проклятиями, а самураи и пальцем не шевелили, чтобы помешать им.

Дорога тянулась вдоль берега - к Нагасаки. В поселке Судзуда он увидел крестьянский дом, весь утопавший в неизвестных ему белых цветах. Здесь самураи остановили коней, приказали одному из пеших стражников принести воды – и в первый раз за весь день священнику дали напиться. Но вода пролилась мимо рта, лишь намочив костлявую грудь.

- Глянь, какой огромный! - Женщины, насмехаясь, указывали на него детям. Когда процессия снова медленно двинулась в путь, он оглянулся. Его охватила невыразимая скорбь - больше он никогда не увидит этих белых цветов... Самураи, сняв высокие шапки, утирали пот со лба; волосы надо лбом у них были тщательно выбриты, а на затылке собраны в тугой пучок. Они ехали верхом, а за ними, громко переговариваясь, шагали пешие стражники, вооруженные луками. Оглянувшись, Родригес заметил на извилистой, покрытой белой пылью дороге какого-то нищего, который в некотором отдалении плелся за ними, опираясь на палку. То опять был Китидзиро. Заметив, что священник узнал его, он поспешно юркнул за растущее рядом дерево. Родригес не мог понять, зачем человек, предавший его, до сих пор идет за ним по пятам? Внезапно у него мелькнула догадка: уж не Китидзиро ли был в той лодке, что встретилась им на рассвете?

* * *

Покачиваясь на лошади, он время от времени поглядывал на море. Сегодня оно казалось совсем мрачным и темным. На горизонте серой тенью вставал большой остров, но Родригес не мог бы с уверенностью сказать, тот ли это остров, где он блуждал до вчерашнего дня.

После Судзуды дорога стала оживленной. Шли торговцы, навьючив груз на мулов, путники, в низко надвинутых соломенных шляпах, в соломенных плащах и ноговицах. Женщины в островерхих шляпах, с головой закутанные в покрывала. Заметив процессию, они, как громом пораженные, останавливались на обочине и долго смотрели вслед. Работавшие в полях крестьяне, побросав мотыги, со всех ног бежали к дороге. Японцы, их одежда, облик, раньше вызывавшие у Родригеса острое любопытство, уже не пробуждали никакого интереса в его усталой душе. Закрыв глаза и с трудом шевеля сухим языком, он читал «Последование страстей Господних», совершавшееся на утрене в монастыре. Оно было посвящено воспоминаниям о крестных страданиях Спасителя, когда, выйдя из Храма, Он, шатаясь и спотыкаясь, нес крест, совершая свой путь к Голгофе. Влекомая любопытством, многочисленная толпа следовала за ним. «Дщери иерусалимские, не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях ваших. Ибо приходят дни...» [25] Родригес подумал, что и Господь страдал так же. И мысль эта была слаще нектара: она утолила жажду, потрясла и утешила душу.