Остров Ее Величества. Маленькая Британия большого мира - читать онлайн книгу. Автор: Билл Брайсон cтр.№ 57

Ко времени, когда я допил свой кофе и вернулся на улицу, дождь временно унялся, но улицы были залиты огромными лужами: стоки не справлялись с таким объемом воды. Поправьте меня, если я не прав, но если какой нации и пора бы уже освоить искусство дренажа, так это британской. Так или иначе, автомобили дерзко подражали глиссерам, преодолевая эти временные озера, и заливали брызгами соседние дома и магазины. Памятуя о своем столкновении с лужами в Уэстоне и о том, что в этом городке по воскресеньям воистину нечего делать, я пробирался по Хай-стрит с особой осторожностью.

Я сунул нос в туристский информационный центр, где обзавелся брошюркой, сообщавшей, что Портмандог построен в начале девятнадцатого века для вывоза сланца из Блэно неким Александром Мэддоксом и что к концу того же века тысяча кораблей в год перевозили из этого порта 116 000 тонн валлийского камня. Ныне причалы, как и следовало ожидать, приспособлены для проживания яппи — булыжные мостовые и модные квартирки. Я из вежливости осмотрел их и переулком по задворкам гавани прошел в район маленькой верфи и других морских предприятий, вверх по одному склону застроенного домами холма и вниз по другому. За холмом стояла тихая деревушка Борт-и-Гест с кирпичными виллами по берегу подковообразной бухты с роскошным видом через Трает-Бах на мыс Харлех и бухту Тремадок за ним. Борт-и-Гест сохранил очаровательный дух старины. Посреди деревни, с видом на залив, стояла почтовая контора, а рядом с ней висел синий полотняный навес, на свисающей части которого виднелись надписи «Сласти» и «Мороженое», а рядом находилось заведение под названием «Кафе с видом на море». Все это местечко словно явилось со страниц «Приключений на острове». Я был очарован с первого взгляда.

По травянистой тропинке над морем я прошел к концу мыса. Даже под низкими тучами открывался великолепный вид через залив Гласлин на хребет Сноудон. Дул порывистый ветер, и волны внизу грозно бились о скалы, но хотя бы дождь приустал, и воздух был свежим и сладким, как бывает только у моря. Смеркалось, и я, из опасения присоединиться к волнам у подножия утеса, предпочел вернуться в город. Там я увидел, что и то немногое, что раньше работало, уже закрылось. Только один маячок неярко разгонял смыкающуюся тьму. Поднявшись к источнику света, я с интересом обнаружил, что вижу южную конечную станцию и штаб-квартиру знаменитой железной дороги из Блэно-Ввестиниог.

Захотелось изучить нервный центр организации, доставившей мне столько сильных и мучительных переживаний, и я вошел внутрь. Хотя подходило уже к шести, все вокзальные книжные киоски были открыты и окружены любопытствующими читателями. Я сунул нос в один из них. Это было исключительное заведение: целые полки книг с заголовками вроде «Железные дороги долины Уинион и залива Мэйвддах» или «Полная энциклопедия сигнальных будок». Здесь были многотомные серии книг с названиями «Поезда в беде», со множеством фотографий столкновений, сошедших с рельсов поездов и иных катастроф — литература, способная, надо полагать, пощекотать нервы железнодорожного фанатика. Для тех, кто ищет более животрепещущих ужасов, имелись десятки фильмов. Я взял наугад диск «Ралли ста паровозов в Ханслете, 1993 год» с крупной этикеткой, сулившей «сто минут жаркого действия». Наклейка под ней гласила: «Внимание: содержит откровенные сцены между тяжелым «Стеррок 0–6–0» и «GWR Хоппер»». Понятно, последнюю я только что выдумал, но меня немало изумило, что люди вокруг просматривали книги и кассеты с той же глубокой безмолвной сосредоточенностью, какую можно увидеть в порномагазинах, и мне вдруг пришло в голову, что увлечение паровозами таит в себе неведомые некоему Брайсону наслаждения.

Согласно плакату на стене в билетной кассе, железная дорога Блэно-Ввестиниог была основана в 1832 году и является старейшей из действующих в мире. Из того же плаката я узнал, что в железнодорожное общество входят 6000 членов — число, которое, как ни крути, поставило меня в тупик. Хотя последний дневной поезд уже прибыл, в билетной кассе все еще кто-то сидел, и я решил подвергнуть его допросу по поводу несогласованности автобусной и железнодорожной службы в Блэно. Не знаю уж, отчего, ведь я был само очарование, он помрачнел, словно я неодобрительно отозвался о его жене, и раздраженно проговорил:

— Если «Транспорт Гвиннеда» хочет, чтобы люди поспевали на дневной поезд, пусть отправляет автобусы раньше.

— Но с тем же успехом, — настаивал я, — вы могли бы отправлять поезда несколькими минутами позже.

Он взглянул на меня, словно я высказал безумно дерзкую мысль, и вопросил:

— С какой стати?

Вот видите, в чем беда с этими энтузиастами железных дорог? Они не внемлют доводам разума, вздорны, опасно неуживчивы и многие, как этот, например, отращивают усики, как у Майкла Фиша [33] , при виде которых так и хочется растопырить два пальца и ткнуть ему в глаза.

Более того, благодаря журналистскому расследованию, произведенному мной в книжном киоске, я с уверенностью утверждаю, что их можно серьезно заподозрить в совершении противоестественных актов с паровозными видео. Ради их же собственного блага и для блага общества их следовало бы засадить за колючую проволоку.

Мне пришло в голову тут же на месте произвести гражданский арест: «Именем ее величества королевы задерживаю тебя за преступное невнимание к согласованию расписаний, а также за обладание отвратительными и неприличными усишками!», но великодушие победило, и я отпустил кассира, наградив лишь суровым взглядом да многозначительным сообщением, что прежде в аду настанет холодный денек, чем я еще хоть раз близко подойду к его железной дороге. Думаю, намек он понял.

Утром я отправился на вокзал Портмандог — не на игрушечный поезд в Блэно-Ввестиниог, а на настоящую британскую железную дорогу. Вокзал был закрыт, но на платформе ждали несколько человек, привычно старавшихся не встречаться взглядами и, сдается мне, занимавших одни и те же места изо дня в день. Я почти уверен в своей догадке, потому что, пока я стоял там, думая о своем, подошел человек в деловом костюме и воззрился на меня сперва с изумлением, а потом и с негодованием. Очевидно, я занял принадлежавший лично ему квадратный метр платформы. Он занял позицию в нескольких футах в стороне и посматривал на меня с выражением, которое отделяло от ненависти куда меньше миллиона миль. Как иногда просто, подумалось мне, создавать в Британии врагов. Довольно встать не там, где надо, или развернуть свою машину на подъездной дорожке — на том типе было прямо таки написано «РАЗВОРОТА НЕТ», — или нечаянно занять чужое место в поезде, и тебя будут тихо ненавидеть до могилы.

Наконец подошел двухвагонный «подкидыш», и мы загрузились. Честное слово, это самые неуютные, утилитарные, глубоко непривлекательные поезда: сиденья с жестким краем, необъяснимая одновременность горячих и холодных сквозняков, резкое освещение и, сверх всего, невыносимая гамма цветов, со всеми этими оранжевыми полосами и невероятно щегольскими шевронами. Кому пришло в голову, что пассажирам поезда, особенно в ранний утренний час, приятно оранжевое окружение? Я с тоской вспоминал старые поезда, еще ходившие в ту пору, когда я только приехал в Британию: в них не было скамей, а были купе с отдельными входами, каждое — маленький мир в себе. Открывая дверь такого купе, вы неизменно испытывали волнение, не зная, что за ней окажется. Было нечто приятно интимное и непредсказуемое в столь тесной близости с незнакомцами. Помнится, в одном из таких поездов моего соседа по купе, застенчивого молодого человека в тренче, вдруг щедро стошнило на пол — в то время по стране ходил грипп, — причем у него хватило наглости сойти на следующей станции, оставив нас троих весь вечер сидеть со стянутыми лицами, поджимая ноги и притворяясь по неподражаемому британскому обычаю, будто ничего не случилось. Если подумать, может, и к лучшему, что тех поездов больше не осталось. И все-таки я недоволен оранжевыми шевронами.