Сезон дождей - читать онлайн книгу. Автор: Илья Штемлер cтр.№ 64

Евсей помнил тот давний вечер. Наталья вернулась от родителей злой и молчаливой. Потом расплакалась и заявила: «Папа сказал, что твои изыскания в архиве – полная чушь и провокация. И чтобы ноги твоей больше не было у них, на Петроградской». Евсей не стал испытывать судьбу – почти год он не видел своего тестя. Только Татьяна Саввишна приходила к ним в гости, стараясь вместе с матерью, Антониной Николаевной, сгладить напряжение, что все больше и больше нарастало в отношениях между Натальей и Евсеем. Но однажды – Евсей хорошо запомнил эту дату, 12 июня 1967 года – позвонил тесть. Сам, лично! Предложил отметить день рождения Андрона на даче – в те дни сыну исполнялось семь лет. Как всегда до этого – на семейных праздниках, куда был зван Евсей, не было никого из посторонних, особенно коллег тестя из Смольного. И Евсей знал причину – тесть избегал афишировать родственную с ним связь – и не обращал на этот факт внимания.

Да и Наталья смирилась: не лишаться же материальной помощи отца из-за каких-то предрассудков, тем более что Евсею ровным счетом было на это начхать.

Обошлось без посторонних и в тот раз. А вот в облике Сергея Алексеевича что-то за год сместилось. Нет, нет – внешне он по-прежнему выглядел значительно, и пивных складок на загривке, вроде, прибавилось. Только уголки губ как-то круче опустились вниз, придавая лицу более бульдожье выражение, отчего нижняя челюсть выпятилась, стала массивнее. Тогда Евсей подумал – видно, тесть образумился, решил не задувать семейный очаг дочери. Но Евсей ошибся! Выбрав минуту, Сергей Алексеевич прихватил коньяк, пару рюмок и уединился с Евсеем в дальней беседке сада.

– Ну, зятек, – сказал он, – пора выпить за победу.

– За какую победу? – ошарашено проговорил Евсей, смутно догадываясь, о чем шла речь. На эту тему захлебывался радиоэфир, все газеты исходили злостью и ненавистью к карликовому государству Израиль.

– Так расколошматить арабов, а? За шесть дней! Ах, молодцы, ах, храбрецы. За шесть дней разбить армии пяти огромных стран, вооруженных до зубов, напичканных нашими советниками. Расколошматить в пух и прах! И кто?! Фитюлька, сопля. Страна, название которой и на карте не умещается, так, цифра. Ах, храбрецы! Армия, в которой половина – бабы, мужиков не хватает.

Черные глаза Сергея Алексеевича блестели антрацитом.

Тогда Евсей и подумал, что для Сергея Алексеевича, человека, все мировоззрение которого исходит из культа силы, вбитой в его сознание системой, эта победа явилась не результатом победы духа народа, а именно победой силы. Тогда Евсей не разглядел важного, что обрело зримые черты после ухода тестя на пенсию, а в дальнейшем так распустилось к глубокой старости. И каким-то загадочным путем отпечаталось на его внешности.

Все это вряд ли могло появиться и, главное, проявиться, если бы Евсей своими архивными изысканиями не заронил в сознание тестя сомнение. Вряд ли достаточно одного разума, чтобы перешагнуть через вековую неприязнь к порочному, уличенному историей во множестве грехов народу, чужому для всего остального мира. Наверняка тут не обошлось без козней этого лукавого племени, которое даже Бога ухитрились поставить из своих… Жили же отец, а тем более – дед Сергея Алексеевича с брезгливым чувством к пакостному, трусливому и алчному народцу, да и отошли в мир иной убежденные в своем превосходстве. Сколько же поколений Майдрыгиных сменилось за полтора века с тех пор, как Шапса Майзель подал прошение на высочайшее имя в 1810 году? Вполне достаточное количество, чтобы память о пращуре, почетном гражданине Витебска, исчезла в пучине антисемитизма. Но восстав, точно Феникс из пепла, на пути последнего из них – Сергея Алексеевича – эта упрямая, вызывающая изумление жизнестойкость, как-то неосознанно, мистически, помимо воли, вошла в руководителя социальной службы города и поволокла за собой, точно на закланье. Поначалу – подспудно, незаметно. А тут – на тебе – и случай подвернулся! Невероятный факт Шестидневной войны своей обнаженной воинской доблестью – безмерно почитаемой Сергеем Алексеевичем, – подобно подсечке блесной, намертво овладел беднягой. Дальше – больше: интерес к истории народа, к которому, оказывается, исконно он принадлежит, все больше овладевал Сергеем Алексеевичем. Как говорится: коготок увяз – всей птичке пропасть. Незадолго до ухода тестя на пенсию, в один из визитов, «реабилитированный» Евсей увидел на письменном столе трилогию Томаса Манна «Иосиф и его братья». Классическая библейская история на столе человека, который ничего не читал, кроме материалов партсъездов. Именно после этого открытия Евсей и обратил внимание на странные изменения во внешности Сергея Алексеевича. Словно он не только читал о жизни Древней Иудеи, но и сам перевоплощался в ее героев. Мистика да и только.

И сейчас, перешагнув восьмидесятилетний порог своей долгой жизни, Сергей Алексеевич напоминал былого руководителя на социальном поприще города только лишь своим именем, отчеством и фамилией.

Евсей видел, как старый еврей, его тесть, докладывает супруге Татьяне Саввишне о количестве гостей. И добрейшая Татьяна Саввишна в черном платье с красным траурным отложным воротником отдает распоряжения помощнице.

Нарушив учет Сергея Алексеевича, в гостиную ввалилось еще несколько припозднившихся человек, но Эрика среди них не было. И на кладбище Эрика не было. Он не мог пропустить Ученый совет. Именно сегодня защищали диссертации двое аспирантов профессора и доктора наук Эрика Михайловича Оленина, такая досада. А два года назад Евсей, будучи в командировке от газеты «Смена» в Петрозаводске, плюнул на все и вылетел в Ленинград на похороны отца Эрика. Профессора Оленина провожали торжественно, из помещения Академии наук с речами и оркестром Военного округа. Народу было тьма, давно Евсей не встречал такого количества интеллигентных лиц вместе. А Эрик, почерневший от горя, казалось, и не замечал присутствия своего друга Евсея, да это и понятно. Однако сейчас Евсей вдруг ощутил какую-то обиду за то, свое давнее возвращение из Петрозаводска, связанное к тому же с массой неприятностей по поводу невыполненного задания газеты. И вот уже два года, как «Смена» не заказывала ему статьи, а это какой-никакой, а заработок.

Сдержанный гул голосов доносился до сознания Евсея, словно сквозь толстую подушку. Изредка прорывалась более громкая фраза и тогда Евсей поднимал веки. Видел чье-то лицо – порой, знакомое, а чаще незнакомое – и думал: сколько у матери было друзей, о которых он и не догадывался. Конечно, долгая работа на одном месте, тем более в аптеке, формирует определенный круг, да и характер матери – общительный и добрый – притягивал людей.

Острое состояние одиночества, что навалилось на Евсея, когда гроб уходил в рыжий зев свежевырытой ямы, постепенно отпускало, сменяясь бесконечной усталостью. Тягостные хлопоты, связанные с оформлением бумаг, нервными разговорами с кладбищенским начальством о месте захоронения, уходили в прошлое. Дело в том, что рядом с могилой отца оказалась часть нетронутой земли, предусмотрительно огороженной ломаной-переломанной оградой. В углу ограждения высилась заброшенная могила некоего архитектора Абрама Кузьминского. Служащим кладбища было доподлинно известно, что все близкие архитектора давно уехали из страны, и могила, а тем более нетронутая часть огороженной земли, уже много лет числится бесхозной. Но кладбищенское начальство упрямилось, ссылаясь на то, что есть указание не хоронить на Еврейском кладбище «из-за исчерпанной технической возможности». Возможности и вправду на том кладбище были исчерпаны, пространство между железной дорогой и заводскими корпусами не оставляло в этом сомнений. Но все упиралось в размер взятки, а главное, надо знать, кому ее дать. Помог тесть, Сергей Алексеевич, он-то знал, кому и сколько в коммунальном хозяйстве города дать взятку. Хотя прошло пятнадцать лет как числился в персональных пенсионерах – старые связи остались.