Линии разлома - читать онлайн книгу. Автор: Нэнси Хьюстон cтр.№ 47

Мне впервые тепло, даже жарко!»

…Вот это меня развеселило.

Над историей о Маленьком Негритенке Самбо я тоже смеялась, больше всего мне понравилось, как он дразнил тигров, а они, вместо того чтобы сожрать его, бегали вокруг дерева и кусали друг друга за хвост, они бежали все быстрее и быстрее, так быстро, что не видели собственных лап, и в конце концов превратились в один большой, мягкий, полосатый комок.

Я обожаю книги, где кто-нибудь из героев умирает.

Я воображаю мамину смерть, сотни людей, явившихся на ее похороны, бабушку с дедушкой на краю могилы — у них опечаленные лица, а я им говорю: «Ну почему вы не были такими милыми, когда она была жива?»

В мае мой средний балл составляет восемь из десяти, что совсем неплохо, но потом я совершаю ужасную ошибку. Переодеваясь в раздевалке после урока физкультуры, я стягиваю спортивное трико вместе с трусиками — всего на две секунды, но непоправимое происходит: «Что это у тебя на попке, Сэди?» — спрашивает Хитер, нацелив палец на мою родинку. «Ух ты! Смотрите все!» Я не успеваю прикрыться, все девочки видят пятно, они смеются, а я чувствую себя жалким ничтожеством. Враг в ярости, я знаю, он накажет меня за предательство, и так оно и происходит: когда я возвращаюсь домой, он не позволяет мне съесть полдник, не дает даже в зеркало на себя посмотреть, а сразу приказывает сто раз крепко стукнуться головой об стену. «Думаешь, мать тебя заберет? — ехидничает он. — Ха-ха! Ты этого не заслуживаешь, ты даже одеться и раздеться толком не можешь, вот и останешься до конца дней в этом доме».

Неужели из-за одной ошибки я лишусь всех набранных очков?

Вечером я чувствую себя оглоушенной — сто ударов есть сто ударов! — и играю на пианино еще хуже, чем всегда, едва прикасаюсь к ужину, и бабушка спрашивает, как я себя чувствую, но я не могу признаться, я не имею права никому ничего сказать о том, что произошло, но в этот момент звонит телефон, и я кидаюсь на кухню, чтобы ответить.

— Я слушаю…

— Сэди, крошка! Я вернулась!

— МАМА!

Врывается бабушка, отнимает у меня трубку, не преминув прошипеть: «Кто позволил тебе подходить к телефону? Ступай, закончи ужин! — после чего произносит ледяным тоном: — Удивляюсь тебе, Кристина, неужели ты забыла, что мы всегда садимся за стол в четверть седьмого?» Мама, судя по всему, не удостаивает ее ответом — миг спустя бабушка восклицает «Что-о-о?» и театральным жестом захлопывает дверь. Целых десять минут дедушка ест в гордом одиночестве, я жду, но мы не разговариваем.

Бабушка возвращается, и я понимаю, что ее застигли врасплох: она сидит, опустив глаза в тарелку. «Кристина не только выходит замуж за этого Питера… — обращается она к дедушке. — Не только хочет, чтобы все мы пришли на их свадьбу… но и собирается увезти Сэди в Нью-Йорк».

Меня покрывает мягкое, пушистое облако счастья, словно само Небо вздохнуло от облегчения и удовольствия.

Ха-ха! Итак, мои усилия не были напрасны. Несмотря на ошибку в раздевалке, у меня получилось. Я покину этот дом и заживу наконец настоящей жизнью.

Все теперь не важно. Пусть мисс Келли дубасит меня по башке «Полным собранием опусов Людвига ван Бетховена для рояля», пусть девочки в школе берут меня в кольцо, как охотники дичь, указывают пальцем и злобно хихикают, пусть учительница танцев ставит меня в угол, потому что я седьмой раз подряд провалила пируэт… все это не имеет никакого значения: я больше не принадлежу этому миру, я еду в Нью-Йорк!

В начале июня бабушка начинает готовиться к маминой свадьбе. Ее недовольство так велико, что она ходит с поджатыми губами, но все-таки покупает мне новое платье из желтой тафты — пышное, с кружевными вставками и черным пластиковым ремешком. Утром великого дня мы идем в салон, парикмахерша моет мне голову горячей-прегорячей водой и накручивает волосы на бигуди, пришпиливая их розовыми шпильками. Кожа так натягивается, что я готова взвыть от боли. Потом она сажает меня под сушку, и я истекаю потом под обжигающе-горячим гудящим колпаком, бигуди колют и царапают череп, но я терплю, потому что хочу быть красивой на мамином празднике. Меня ждет разочарование: сняв бигуди, парикмахерша так сильно начесывает кудряшки, что я становлюсь похожа на психованную дуру, а потом сооружает пучок à la «шлем Минервы» и заливает его лаком. Я едва узнаю себя в зеркале — такая прическа на голове маленькой девочки просто нелепа. Несколько минут я борюсь с платьем, чулками и туфельками, и наконец бабушка выносит вердикт: «Сойдет».

В церкви полно народу, но я не знаю никого, кроме бабушки с дедушкой да двух или трех маминых друзей, которых видела у нее в тот памятный апрельский день. Бабушка напряжена до предела, она молчит и смотрит прямо перед собой, и я тихонько спрашиваю Питера:

— Почему ты женишься в церкви, если не веришь в весь этот вздор?

— Твоя мама сказала мне, что это театр, — отвечает он. — Спектакль о свадьбе, понимаешь? У каждого своя роль. Кстати, у тебя потрясное платье.

— Спасибо. — Я благодарна Питеру за его маленькую ложь. — Твой костюм тоже ничего.

— Ну так вот… когда наступит мой «выход», я поднимусь, надену Крисси кольцо и произнесу «Да». И знаешь, Сэди…

— Что?

Он наклоняется еще ближе и произносит заговорщическим тоном:

— Я выучил свой текст наизусть.

Я прыскаю от смеха, и бабушка немедленно дает мне тычка локтем по ребрам. Орган с надсадным свистом заводит «Свадебный марш» Мендельсона, и все оборачиваются, чтобы посмотреть, как дедушка медленно ведет маму по центральному проходу. На ней совсем простое платье — белое, длинное, без рукавов, золотистые волосы заплетены в косички и украшены белыми цветочками. В мире никогда не было невесты красивей.

— Смотри, — шепчет Питер, — твоя бабушка плачет, точно в нужный момент! Теперь мой выход. Я боюсь. Так что я должен сказать?

— «Да».

— Ну конечно. «Да». «Да». «Да».

Он медленно идет к алтарю — и через несколько мгновений актер, играющий роль священника, объявляет, что отныне моя мама и Питер Зильберман связаны священными узами брака.

Свадебный прием сражает меня наповал количеством еды. Гости курсируют между столами, угощаясь разнообразными маленькими пирожками. За все, конечно, заплатили родители Питера — они богачи, мои бабушка с дедушкой ни за что не стали бы тратить деньги на все эти фаршированные рулетики, хрустящие слоеные шарики и сочащиеся медом сласти. Я пользуюсь случаем — бабушка не станет выговаривать мне при людях — и объедаюсь, млея от наслаждения и приказав Врагу заткнуться: ну да, я знаю, что ем слишком много, но мама ведь не каждый день выходит замуж!

Среди гостей есть несколько малышей и подростков, но только я достаю взрослым до пояса и, расхаживая по залу, улавливаю много неаппетитных запахов.

Отец Питера стучит ножом по бокалу с шампанским — он хочет произнести тост, следом слово берет дедушка, потом настает черед новобрачного. Я слушаю речи и вспоминаю слова Питера о театре. Может, люди играют роли не только на свадьбах, но вообще всю жизнь? Может, консультируя сумасшедших, дедушка играет роль психиатра, а мисс Келли играет роль злой учительницы музыки, когда бьет меня линейкой по пальцам? Может, в глубине души каждый из них — кто-то другой, но всех заставили выучить реплики, всем выдали дипломы, и они идут по жизни, играя роли, и так к этому привыкают, что не могут остановиться?