В незнакомых садах - читать онлайн книгу. Автор: Петер Штамм cтр.№ 15

Полицейские окрестили мальчика Адамом и говорили о насильственной смерти. На ребенке не было ничего, кроме оранжевых шортов. Труп пролежал в воде около десяти дней. На шее нашли следы удушения. Инспектор полиции сказал в интервью, что никогда еще не сталкивался с подобным случаем и что не успокоится, пока не раскроет загадку.

Загадкой были семь полусгоревших свечек, обнаруженных на берегу Темзы. Свечки, обернутые в белый платок, на котором значилось имя: «Адекойе О Фола Адеойе» — имя, часто встречающееся в Нигерии.

Давид хотел было съездить к Тауэрскому мосту, но потом передумал. Он никак не мог представить себе мертвого мальчика. Когда он пытался это сделать, ему вспоминались телекадры, призывавшие сдавать деньги на помощь голодающим.

Давиду стало любопытно, будут ли его искать, если он в понедельник не явится на работу. Быть может, к нему заедет Розмари. Но у нее нет ключа от квартиры, она это специально подчеркнула. Если он не откроет, Розмари уедет и вернется на следующий день. Полицию оповестят самое раннее дня через три-четыре. Сперва раздастся звонок, затем консьерж откроет дверь. Вслед за полицейскими в квартиру войдут консьерж и Розмари. Она издаст короткий, сдавленный вопль и рухнет на шею консьержу. Все как в кино. Лица полицейских примут серьезное выражение. Труп Давида будет лежать на кровати без рук и без ног, а простыни будут насквозь пропитаны кровью. Конечностей не найдут никогда. А останки похоронят в обычном гробу, хотя места хватило бы и в детском.

Давид сидел в гостиной. Его переполняла неуемная ярость, глубокая ненависть к тем, кто убил и изувечил невинного мальчика. Ему хотелось что-то предпринять, что-то изменить. Но те, кто что-нибудь понимали в этом мире, ничего в нем не меняли. А те, кто что-нибудь меняли, ничего не понимали. Давид до сих пор не был уверен в том, что он из тех, кто понимает. Он был уверен лишь в том, что ничего не изменит. Давид представил себе, как с балкона выбрасывает в парк телевизор, как топором рубит сантехнику в ванной. Одним ударом разбивает раковину. Из труб брызжет вода. Он срывает душевую занавеску и бьет топором по зеркалу, которое разлетается на тысячи мелких осколков. Вытряхивает столовые приборы из кухонных ящиков, опрокидывает на пол холодильник. Во дворе взрывается телевизор. А ковер заливает кровь.

Давид сел на колени. Провел рукою по ворсу ковра. Потом лег и свернулся в комочек, как больное животное. В голову лезли мысли о мертвой кошке, об изувеченном ребенке, о японках, псевдоученом и о человеке с воздушным змеем. Давид вспомнил, как в детстве они с отцом сооружали воздушного змея. В памяти всплыли лицо отца, его собранность и точные движения рук, соединявших деревяшки, прикреплявших кусок тонкой разноцветной бумаги и привязывавших крест-накрест веревку. Когда они запустили змея, Давиду показалось, будто он сам взмыл в воздух, управляемый, но отнюдь не удерживаемый тонкой веревкой, конец которой оставался в руках у отца.

Давид подумал о том, как кто-то в этом городе отсекал конечности Адама, крохотные ручки и ножки, орудуя топором или ковровым резаком, и не мог себе этого вообразить. Кто-нибудь должен искупить то, что было сделано с Адамом.

Давид представил, что он строит этому ребенку воздушного змея. Многому он не мог научить, он мог только показать, как склеить дощечки, как прикрепить веревку, какой клей лучше взять для куска бумаги. Мысленно он увидел, как ребенок держит змея в руке, а сам он мчится по широкому лугу и Адам бежит за ним. «Отпускай!» — кричит Давид, и Адам отпускает змея, который тут же взмывает в воздух. Давид стоит на лугу и держит веревку в руке. Он смотрит в небо, и Адам тоже. Давид чувствует слабое подергивание змея. Бег утомил его. Адам подбегает к нему, и Давид протягивает мальчику веревку, кладет руки ему на плечи, говоря: «Осторожней, потихоньку. Не бойся, я держу тебя». Всего-навсего воздушный змей, но Адам запомнит его до скончания времен.

В квартире стояла полная тишина. Лишь теперь Давид расслышал звуки, доносившиеся от соседей. Он различил шум воды, шаги, радио. Давид встал и вышел на балкон. Рядом стояла японка и поливала цветы в больших глиняных горшках. Давид поздоровался с ней, а она — с ним.

— Я ваш новый сосед, — представился Давид.

— Nice to meet you, [5] — произнесла в ответ японка и улыбнулась.

— Nice to meet you, too, [6] — отозвался Давид. Ему хотелось что-то добавить, но потом он решил вернуться в комнату.

«У меня еще есть время, — подумал он, — как-нибудь все устроится».

Мы сидели на перроне на своих сумках. Даниэль и я сняли майки и сидели голые по пояс, на Марианне красовались обрезанные джинсы и верхняя часть бикини. Пот лился ручьями. Железная крыша потрескивала от жары, а над путями плавился раскаленный воздух. Начальник станции сказал, что наш поезд запаздывает по крайней мере на два часа. Но мы от этого даже не расстроились — казалось чудом, что в такую жару вообще ходят поезда.

— Жалко, у нас нет с собой музыки, — посетовала Марианна.

Станционное кафе было закрыто. Даниэль сказал, что сходит в деревню за мороженым. Он долго не появлялся, а когда наконец пришел, мороженое уже растаяло, и мы съели его, откусывая сразу помногу. Затем до нас донесся свист локомотива. По времени не прошло и часа. На горизонте в ослепительном сиянии появился поезд. Казалось, он парит над путями. Медленно-медленно состав приближался к нам. Начальник станции вышел из своей конторы. На нем были рубашка с короткими рукавами и фуражка. Поезд не спеша вкатился на станцию и потянулся мимо нас. Громко и протяжно завизжали тормоза. Вагоны были старыми. Их перекрасили в белый цвет, а на боках нарисовали красные кресты. Оконные шторы все до одной были опущены. Наконец визг прекратился, и поезд, вздрогнув, встал. Воцарилась тишина.

Белый поезд пришел, но дальше ничего не происходило. Лишь в конторе надрывался телефон, заставив начальника наконец вернуться туда и снять трубку. Через соседнюю автостоянку к станции спешил грузный мужчина, одетый в черное. Он весь взмок и утирал пот со лба белым носовым платком. Только он подошел к составу, как в одном из вагонов открылась дверь, его впустили, и дверь тут же захлопнулась.

— У тебя спина сильно покраснела, — сказала Марианна. — Дай-ка я ее намажу.

Она достала из рюкзака тюбик с защитным кремом, сдвинула на нос очки, чтоб лучше видеть, и начала натирать мне спину.

— Что это за поезд? — поинтересовался Даниэль. Он поднялся и пошел по перрону к последним вагонам. — Сплошь больные, — сказал он, вернувшись, — спецсостав до Лурда.

Я заметил, как одна из штор немного приподнялась. В узкой щели появилось лицо. Кто-то нас рассматривал. Потом поползли вверх шторы и на других окнах, люди выглядывали наружу. Некоторые свешивали за окно руки. Из каких-то купе никто не выглядывал, но там тоже поднимались шторы, и я увидел, что на полках лежат, шевелятся больные. Увидел спину, голову, ногу, переворачиваемую подушку. Больные находились в постоянном движении. Казалось, им было нехорошо, наверно, их мучили боли, томила жара. Я чувствовал, что между нами и ними непреодолимая бездна. Из одного окна выглядывала монашенка в светлых одеждах, с белой крылатой шапочкой на голове. Лицо ее торжествующе светилось.