— В хранилище.
— Мне сразу нужна его печатка.
— Я как раз собираюсь получить её, но он сказал, что продать нужно прямо сейчас. Он велел сбывать бумаги небольшими партиями, чтобы не шокировать рынок. Ему нужна самая лучшая цена. Вы продадите прямо сейчас?
— Да, не бойтесь, прямо сейчас. И получим лучшую цену!
— Прекрасно. И что самое главное, он просил сохранить это в тайне.
— Воистину, молодой господин, можете полностью довериться нам. А те акции, что вы хотели продать сами?
— О, это… Ну, это подождет… Пока получу кредит, хейя?
— Мудро, очень мудро.
Пол Чой содрогнулся. Теперь сердце у него бешено колотилось, он смотрел на огонек отцовой сигареты, чтобы не видеть его злого лица, холодных черных глаз, которые пронзают тебя насквозь, решая твою судьбу. Ему вспомнилось, как он чуть не закричал от восторга, когда курс акций почти сразу стал падать, как он отслеживал этот процесс минута за минутой, а потом дал указание Сурджани выкупить бумаги перед самым закрытием. От радости у него кружилась голова. Пол тут же позвонил своей девушке, истратив почти тридцать драгоценных американских долларов, чтобы сообщить, какой просто фантастический сегодня выдался день и как он по ней скучает. Она сказала, что тоже очень скучает, и спросила, когда он снова приедет в Гонолулу. Мика Касунари была сансэй, американка в третьем поколении японского происхождения. Её родители ненавидели Пола за то, что он китаец. Пол был уверен, что и его отец возненавидит Мику, только потому, что она японка. «А ведь мы оба, я и она, американцы, встретились и полюбили друг друга в университете».
— Очень скоро, милая, — взволнованно пообещал он. — К Рождеству точно! После сегодняшнего дня дядя наверняка даст мне премию…
Работу, порученную ему Горнтом на оставшуюся часть дня, Пол выполнил кое-как. В конце дня позвонил Пун Хорошая Погода и сказал, что отец хочет видеть его в Абердине полвосьмого. Прежде чем поехать туда, Пол забрал у Сурджани чек, выписанный на имя отца. Шестьсот пятнадцать тысяч гонконгских долларов минус брокерские услуги.
Он приехал в Абердин в приподнятом настроении. Но ярость, охватившая отца после того, как Пол вручил ему чек и рассказал, что проделал, заставила юношу затрястись от страха. Тираду, которой разразился У, прервал звонок Филлипа Чэня.
— Я глубоко сожалею, что пошёл против вашей воли, Дост…
— Значит, моя печатка — твоя, мое богатство — твое, хейя! — заорал Четырехпалый.
— Нет, Досточтимый Отец, — выдохнул Пол. — Но это была такая хорошая информация, и я хотел защитить ваши акции, а также заработать для вас денег.
— Но не для себя, хейя!
— Нет, Досточтимый Отец. Для вас. Чтобы заработать для вас денег и вернуть все, что вы вложили в меня… Это были ваши акции, и это ваши деньги. Я пытался…
— Но это тебя никак, ети его, не оправдывает! Ступай за мной!
Весь дрожа, Пол Чой встал и последовал за стариком на палубу. Выругавшись, Четырехпалый У отослал телохранителя и ткнул коротким пальцем в грязные, мутные воды бухты.
— Не будь ты моим сыном, сейчас был бы уже там, с цепями на ногах, кормил бы рыб.
— Да, Отец.
— Если когда-нибудь ещё воспользуешься моим именем, моей печаткой, чем-либо моим без моего согласия, тебе не жить.
— Да, Отец, — пробормотал окаменевший от страха Пол Чой. Он понимал, что у отца есть и возможности, и воля, и право осуществить эту угрозу, не опасаясь возмездия. — Прошу прощения, Отец. Клянусь, я никогда так больше не сделаю.
— Хорошо. Потеряй ты хоть один медяк, уже был бы там. Ты ещё жив лишь потому, что, ети его, не остался внакладе.
— Да, Отец.
Четырехпалый У свирепо глянул на сына, по-прежнему не желая выдать восторга от огромной суммы, свалившейся с неба. «Без малого шестьсот пятнадцать тысяч гонконгских долларов. Невероятно! Толика тайного знания и всего несколько звонков по телефону, — думал он. — Это просто чудо. Словно десять тонн опиума вышвырнуло на берег под носом у таможенников со всеми их катерами! Мальчишка окупил свое обучение в двадцатикратном размере, а он здесь всего три недели. Как ловко… и как опасно!»
Ему стало не по себе при мысли о том, что будет, если и другие члены клана начнут принимать решения сами. «Цзю ни ло мо, тогда я окажусь в их власти и точно попаду в тюрьму. Причем за чужие ошибки, а не за свои собственные. И все же, — беспомощно признавал он про себя, — так поступают в бизнесе все варвары. Седьмой Сын обучен как варвар. Призываю в свидетели всех богов, я не хотел сотворить гада!»
Он смотрел на сына и не понимал его. Четырехпалого ужасно раздражала эта манера выкладывать все напрямую по варварскому обычаю, а не говорить косвенными намеками, обиняками, как принято у людей цивилизованных.
«И все же… и все же это лучше, чем потерять шестьсот тысяч гонконгских долларов за один день. Если бы я обговорил с ним сделку заранее, то никогда бы не согласился и потерял бы всю эту прибыль! Айийя! Да-да, за один день мои акции стали бы дешевле на целое состояние… О-хо-хо!»
Он ощупью нашел какой-то ящик и сел: при этой ужасной мысли сердце страшно заколотилось.
У не спускал глаз с сына. «Ну и что с ним делать?» Казалось, что чек, лежащий в кармане, оттягивает его, будто увесистый слиток. Подумать только: сын смог заработать для него эдакую прорву денег за несколько часов! Причем акции как были, так и оставались там, где они спрятаны.
— Объясни-ка, почему этот чернолицый заморский дьявол с гнусным именем должен мне столько денег!
Пол Чой терпеливо растолковал всю механику, отчаянно стараясь угодить.
Старик задумался.
— Значит, завтра я должен сделать то же самое и получить столько же?
— Нет, Досточтимый Отец. То, что вы заработали, оставьте при себе. Сегодня вероятность приближалась к ста процентам. Это была внезапная атака, рейд. Мы не знаем, как отреагирует завтра Благородный Дом, и не знаем, действительно ли Горнт собирается играть на понижение и дальше. Он может выкупить бумаги и тоже остаться в плюсе. Завтра опасно следовать за Горнтом, очень опасно.
Четырехпалый У выбросил сигарету.
— Что же мне тогда делать завтра?
— Ждать. Рынок заморских дьяволов неустойчив, и он у них в руках. Я бы посоветовал погодить и посмотреть, что будет с «Хо-Пак» и «Викторией». Могу я от вашего имени спросить заморского дьявола Горнта о «Хо-Пак»?
— Что?
Пол Чой терпеливо напомнил отцу про массовое изъятие вкладов из банков и возможные манипуляции с акциями.
— А, да, понимаю, — с важным видом сказал старик. Пол Чой промолчал, зная, что это не так. — Значит, мы… значит, я просто жду?
— Да, Досточтимый Отец.
Четырехпалый с неохотой вытащил чек из кармана.