— Не я даю звание самурая.
— Конечно. Простите меня. Но именно это могло бы меня удовлетворить.
* * *
Торанага раздраженно покачал головой:
— Ее информация, вероятно, интересна, но не стоит того, чтобы сделать ее сына самураем.
Марико возразила:
— Она кажется преданным вассалом, господин. Она сказала, что будет польщена, если вы еще на пятьсот коку снизите цену контракта, отдав эти деньги нуждающимся самураям.
— Это не благородство. Нет, совсем нет. Это только признание вины за то, что сначала она запросила такую грабительскую цену.
— Возможно, это стоит рассмотреть, господин. Ее идея о гильдии, о гейшах и новых классах куртизанок будет иметь далеко идущие последствия, правда?
— Не согласен. Нет. И почему ее следует вознаградить? Нет оснований предоставлять ей такие почести. Бессмысленно! Она, конечно, не просила вас об этом, не так ли?
— Для нее это было бы чересчур дерзко, господин. Я просто предложила это, считая, что она может быть вам очень полезна.
— Лучше бы она уже это доказала. Не исключено, что ее секреты тоже вранье. В эти дни я не получал ничего, кроме вранья. — Торанага позвонил в колокольчик — у дальней двери тут же появился его конюший.
— Господин?
— Где куртизанка Кику?
— В ваших покоях, господин.
— А эта женщина — Дзеко — с ней?
— Да, господин.
— Отправьте их обеих из замка. Немедленно! Отправьте их обратно в… Нет, поместите их в гостинице — третьеразрядной гостинице — и скажите, чтобы ждали, пока я пришлю за ними. — Когда самурай исчез, Торанага раздраженно сказал: — Отвратительно! Сводня, желающая стать самураем! Грязные крестьяне не знают больше, где их место!
Марико смотрела, как он сидит на подушке, машинально помахивая веером. Она была ошеломлена тем, как он изменился: мрачность, раздражение, капризы… А ведь раньше всегда была только жизнерадостная уверенность. Он с интересом выслушал все тайны Дзеко, но не с тем возбуждением, которого она от него ожидала. «Бедняга, — подумала она с сожалением, — он сдался. Что толку для него в этой информации? Может быть, он достаточно мудр, чтобы отбросить в сторону все мирское и готовиться к неизвестному? Лучше бы ты и сама так сделала, — думала она, умирая понемногу в глубине души. — Да, но ты не можешь, не сейчас, — ты должна защитить своего сына!»
Они находились на шестом этаже высокой крепостной башни, чьи окна смотрели на весь город в три стороны света. Заход солнца был мрачен, кусочек луны висел низко над горизонтом, сухой воздух был душен, хотя здесь, почти в ста футах от основания крепостных стен, улавливалось каждое дуновение ветра. Помещение низкое, сильно укрепленное, занимало половину всего этажа; остальные комнаты выходили на другую сторону башни.
Торанага поднял письмо, присланное с Марико Хиро-Мацу, и еще раз прочитал. Она заметила, что у него дрожит рука.
— Зачем он хочет приехать в Эдо? — Торанага нетерпеливо отбросил свиток в сторону.
— Простите, господин, но я не знаю. Он только просил меня передать вам это письмо.
— Вы разговаривали с этим христианином-отступником?
— Нет, господин. Ёсинака сказал, что вы приказали никому не разрешать этого.
— Как вел себя в пути Ёсинака?
— Очень энергичен, господин. — Она терпеливо ответила на вопрос во второй раз. — Очень деловой. Он прекрасно нас охранял и доставил точно вовремя.
— Почему священник Тсукку-сан не вернулся вместе с вами этим путем?
— По дороге из Мисимы, господин, он и Анджин-сан поссорились, — пояснила Марико, не зная, что наговорил Торанаге отец Алвито, если Торанага уже вызывал его. — Отец решил ехать отдельно.
— Из-за чего произошла ссора?
— Частично из-за меня, из-за моей души, господин. В основном из-за вражды их религий и потому, что между их правителями идет война.
— Кто начал ссору?
— Они одинаково виноваты. Ссора началась из-за фляжки спиртного, — Марико рассказала, что произошло с Родригесом, потом продолжала: — Тсукку-сан принес вторую фляжку в подарок, желая, как он выразился, извиниться за Родригеса-сана, но Анджин-сан сказал — поразительно откровенно, — что не хочет никакого «папистского спиртного», предпочитает саке и не доверяет священникам. Святой отец вспыхнул и тоже говорил удивительно откровенно, — он никогда не имел дела с ядом, впредь не собирается и в жизни этого не забудет.
— Ах, яд? Они используют яд как оружие?
— Анджин-сан говорил мне, что некоторые у них применяют яд, господин. Это привело их к еще более грубым выражениям, и они начали колотить друг друга из-за того, что одни католики, а другие — протестанты… Я ушла, чтобы как можно скорее привести Ёсинаку-сава, и он прекратил эту ссору.
— Чужеземцы не приносят вам ничего, кроме беспокойства. Христиане не дают ничего, кроме обид. Правда?
Она не ответила — ее расстроила его раздражительность. Это было так непохоже на него, — казалось, не было причины, для того чтобы он настолько потерял свой легендарный самоконтроль. «Может быть, поражение так на него подействовало, — подумала она. — Без него мы все погибнем — мой сын погибнет, и Кванто скоро будет в других руках». Его мрачность заразила и ее. Она заметила на улицах и в замке как бы завесу, которая, казалось, висела над всем городом — городом, который славился своим весельем, дерзким юмором и умением наслаждаться жизнью.
— Я родился в тот год, когда у нас появились первые христиане. С тех пор они околдовали всю страну, — произнес Торанага. — Все пятьдесят восемь лет ничего, кроме беспокойства…
— Сожалею, что они оскорбили вас, господин. Что-нибудь еще? С вашего разреше…
— Садитесь. Я еще не кончил. — Торанага опять позвонил в колокольчик — дверь открылась. — Пошлите за Бунтаро-саном.
Вошел Бунтаро. Сохраняя на лице свирепое выражение, он встал на колени и поклонился. Марико поклонилась ему, не вымолвив ни слова, но он, казалось, ее не заметил.
Незадолго перед этим Бунтаро встретил их кортеж у ворот крепости. После краткого приветствия он сказал, чтобы она сразу же шла к господину Торанаге. За Анджин-саном пошлют потом.
— Бунтаро-сан, вы просили у меня встречи в присутствии вашей жены, и как можно быстрее.
— Да, господин.
— Что вы хотели?
— Я смиренно прошу разрешения на голову Анджин-сана, — сказал Бунтаро.
— Почему?
— Пожалуйста, простите меня, но я… мне не нравится, как он смотрит на мою жену, я хотел… Я хотел сказать это ей первый раз в вашем присутствии. Кроме того, он оскорбил меня в Анджиро и я не могу жить с таким позором.
Торанага посмотрел на Марико, — та, казалось, окаменела.