Сегун - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Клавелл cтр.№ 25

Оми с высокомерным выражением лица спустился в отверстие и схватил ближайшего к нему — им оказался Пьетерсун. Он толкнул его по направлению к лестнице.

Пьетерсун вскрикнул и попытался вырваться из хватки Оми, но нож скользнул по его запястью, а другой поранил руку. Пронзительно вопящий моряк был безжалостно прижат спиной к лестнице.

— Боже, помоги мне, это не я должен был идти, это не я, это не я! — Пьетерсун поставил обе ноги на перекладину и все отступал назад и вверх от мелькающих ножей. Потом, крикнув в последний раз «Помогите, ради Бога!», повернулся и, бессвязно мыча, взлетел в воздух.

Оми, не торопясь, следовал за ним.

Один самурай отступил, потом другой. Третий поднял нож, который был у Блэксорна. Он презрительно повернулся спиной, наступил на распростертое тело своего поверженного товарища и поднялся наверх.

Лестница была выдернута наверх. Воздух, небо и свет исчезли. Болты, грохоча, заняли свои места. Теперь остались только уныние и вздымающиеся грудные клетки, нарушенное сердцебиение, бегущий пот и зловоние. Вернулись мухи.

Какое-то время никто не двигался. Жан Ропер получил небольшой порез на щеке, у Маетсуккера было сильное кровотечение, другие были в основном в шоке. За исключением Саламона. Он ощупью добрался до Блэксорна, стащил его с лежащего без сознания самурая. Тот гортанно что-то сказал и показал на воду. Круук принес немного в тыквенной бутылке, помог ему посадить Блэксорна, все еще находящегося без сознания, спиной к стене. Вместе они начали счищать с его лица навоз.

— Когда эти негодяи — когда они упали на него, мне послышалось, как сломались его шея или плечо, — сказал мальчик, его грудь вздымалась. — Он выглядит как мертвец, Боже мой!

Сонк заставил себя встать на ноги и подошел к ним. Аккуратно подвигав голову Блэксорна из стороны в сторону, он ощупал ему и плечи.

— Кажется, все нормально. Подождем, пока он придет в себя и заговорит.

— О, Боже мой, — начал ныть Винк. — Пьетерсун, бедняга, будь я проклят, будь я проклят…

— Ты собирался пойти. Кормчий тебя остановил. Ты собирался идти, как обещал, я видел, ей-богу. — Сонк потряс Винка, но тот не обращал внимания. — Я видел тебя, Винк. — Он повернулся к Спилбергену, отмахиваясь от мух. — Разве не так?

— Да, он собирался. Винк, перестань реветь! Это вина кормчего. Дай мне немного воды.

Жан Ропер зачерпнул воды тыквенной бутылкой, напился и обмыл рану на щеке. «Винк должен был идти. Он был жертвой Бога. Он был обречен. И теперь его душа погибла. О Господи Боже мой, прояви к нему милосердие, он будет гореть в аду целую вечность».

— Дайте мне воды, — простонал адмирал. Ван-Некк взял бутылку Жана Ропера и передал ее Спилбергену.

— Это вина не Винка, — сказал Ван-Некк устало. — Он не мог встать, разве вы не помните? Он просил кого-нибудь помочь ему подняться. Я был так напуган, что я не мог двигаться и не мог подойти.

— Это вина не Винка, — сказал Спилберген. — Нет. Это его.

Они все поглядели на Блэксорна.

— Он сумасшедший.

— Все англичане сумасшедшие, — сказал Сонк. — Ты знал хоть одного нормального? Поскреби любого из них — и ты обнаружишь маньяка и пирата.

— Все они негодяи! — сказал Джинсель.

— Нет, не все, — сказал Ван-Некк. — Кормчий сделал то, что он действительно считал правильным. Он защищал нас и провел десять тысяч лиг.

— Защищал нас? Иди ты знаешь куда? Нас было пятьсот, когда мы отплывали, и пять кораблей. Теперь нас всего девять!

— Это не его вина, что флот растерялся. Это не его вина, что штормы были все…

— Если бы не он, мы бы остались в Новом Свете, ей-Богу. Это он сказал, что мы можем добраться до Японии. О Боже, посмотрите, где мы теперь.

— Мы согласились попробовать доплыть до Японии. Мы все согласились, — устало сказал Ваи-Некк. — Мы все проголосовали.

— Да. Но это он нас убедил.

— Смотрите! — Джинсель указал на самурая, который ворочался и стонал. Сонк быстро скользнул на него, ударил его кулаком в челюсть. Мужчина опять потерял сознание.

— Боже мой! Зачем эти негодяи оставили его здесь? Они могли без большого труда вынести его отсюда. И мы ничего не можем сделать.

— Ты думаешь, они решили, что он мертв?

— Не знаю! Они должны были видеть его. Боже мой, как бы я хотел выпить холодного пива, — сказал Сонк.

— Не бей его, Сонк, не убивай его. Он заложник. — Круук поглядел на Винка, который сидел, согнувшись, у стенки, погруженный в унылое самобичевание. — Бог помогает нам во всем. Что они сделают с Пьетерсуном? Что они сделают с нами?

— Это кормчий виноват, — сказал Жан Ропер. — Один он.

Ван-Некк вгляделся в Блэксорна.

— Теперь это не имеет значения. Понимаете? Чья бы это вина ни была или есть.

Маетсуккер покачался на ногах, кровь все еще текла с предплечья.

— Я ранен. Помогите мне кто-нибудь.

Саламон сделал жгут из куска рубашки и остановил кровь. Рана на бицепсе Маетсукксера была глубокой, но ни вена, ни артерия не были задеты. Мухи начали садиться на рану.

— Проклятые мухи. И Бог проклянет кормчего в преисподней, — сказал Маетсуккер. Все согласились. — Но нет! Он должен был спасти Винка! Теперь на его руках кровь Пьетерсуна, и мы все из-за него пострадаем.

— Заткнись! Он сказал, никто из его команды…

Наверху раздались шаги. Открылся люк. Крестьяне начали выливать бочки с рыбными помоями и морской водой в погреб. Они остановились, когда пол был затоплен на шесть дюймов.

* * *

Вопли прорезали ночной воздух, когда луна поднялась высоко.

Ябу сидел на коленях во внутреннем садике дома Оми. Без движения. Он следил за лунным светом в цветущем дереве — ветви взметнулись на фоне светлеющего неба, соцветия теперь были слегка окрашены. Лепесток падал, кружась, а он думал, как прекрасен этот лепесток.

Упал еще один лепесток. Ветер вздохнул и сдул еще один. Дерево едва ли достигало человеческого роста; оно находилось между двумя замшелыми камнями, которые, казалось, росли из земли — так искусно они были размещены.

Вся воля Ябу ушла на то, чтобы сконцентрироваться на дереве и цветах, море и ночи, чувствовать мягкое прикосновение ветра, ощущать запах морской свежести, думать о стихах — и все-таки держать сознание открытым для звуков смертельной муки. Он ощущал слабость в позвоночнике, и только воля делала его крепким, как камень. Сознание этого давало ему уровень чувствительности более высокий, чем нужно обычно, чтобы слышать речь человека. И сегодня вечером его воля была сильнее и яростнее, чем когда-либо.

— Оми-сан, сколько времени еще останется у нас хозяин? — испуганным шепотом спросила мать Оми из дома.