— Нам ничего не остается, кроме ожидания. Только верить и молиться. Возможно, поможет Кинг, он в состоянии помочь. — И отец Донован устало добавил: — Кинг единственный, кто может помочь.
Питер Марлоу, ковыляя, вошел в хижину американцев.
— Я сейчас принесу деньги, — пробормотал он Кингу.
— Вы с ума сошли? Вокруг полно народу.
— К черту всех, — сердито бросил Питер Марлоу. — Вам нужны деньги или нет?
— Сядьте! Сядьте! — Кинг силой усадил Питера Марлоу, дал ему закурить, заставил выпить кофе и подумал: неужели я все это делаю ради какой-то ерундовой прибыли. Он терпеливо уговаривал Питера Марлоу не терять головы, говорил, что все будет хорошо, что вскоре можно начать лечение. Спустя час Питер Марлоу успокоился, во всяком случае, стал мыслить здраво. Но Кинг понимал, что не стоит обольщаться. Он видел, как Питер Марлоу время от времени кивает. Однако он был не с ним, не с ним и вообще его здесь не было. Он был в своем мире — мире из боли и ужаса.
— Пора? — спросил Питер Марлоу, почти ослепленный болью и понимая, что если он не пойдет сейчас, то не пойдет никогда.
Хотя с точки зрения безопасности предпринимать вылазку было рано, тем не менее держать Марлоу в хижине нельзя. Поэтому Кинг разослал часовых по всем направлениям. Все подходы были перекрыты. Макс следил за Греем, который лежал на койке. Байрон Джонс III за Тимсеном. А тот находился в северной части лагеря, около ворот, дожидаясь, когда принесут лекарства, а ребята Тимсена — еще один источник опасности — по-прежнему безуспешно прочесывали лагерь в поисках вора.
Кинг и Текс смотрели вслед Питеру Марлоу, когда тот вышел из хижины, пересек тропинку и подошел к кювету. Он покачался на его краю, потом перешагнул через него и, пошатываясь, пошел к ограде.
— Черт, — сказал Текс. — Не могу смотреть!
— Я тоже, — сказал Кинг.
Питер Марлоу пытался сосредоточить взгляд на проволоке, превозмогая боль и обморочное состояние, которые захлестывали его. Он молил Бога о пуле. Терпеть такую муку больше не было сил. Но выстрела не последовало, и он продолжал идти, отчаянно распрямившись во весь рост. Подошел к проволоке, и тут все закружилось перед его глазами. Он схватился за проволоку, чтобы не упасть. Потом наклонился, чтобы пролезть между рядами проволоки, тихо застонал и провалился в преисподнюю.
Кинг и Текс подбежали к ограде, подхватили его и уволокли подальше от ограды.
— Что с ним такое? — спросил чей-то голос из темноты.
— Думаю, он помешался, — сказал Кинг. — Давай, Текс, давай затащим его в хижину.
Они втащили его в хижину и положили на кровать Кинга. Потом Текс побежал снимать часовых, и обстановка в хижине снова стала прежней. На улице остался только один часовой.
Лежа на кровати, Питер Марлоу стонал и что-то бормотал в бреду. Немного позже он очнулся.
— Боже, — выдохнул он, пытаясь встать, но тело не слушалось его.
— Держите, — тревожно сказал Кинг, давая ему четыре таблетки аспирина. — Не переживайте, все будет в порядке.
Рука его тряслась, когда он помогал Марлоу запить таблетки. «Сукин сын, — думал он с горечью, — если Тимсен не принесет сегодня лекарство, Питер не выживет, а если он не выживет, как я, черт возьми, достану деньги? Сукин сын!»
Когда Тимсен наконец появился, Кинг совсем пал духом.
— Привет, приятель. — Тимсен тоже перенервничал. Ему пришлось прикрывать своего лучшего друга около главных ворот, пока тот пролез сквозь проволоку и пробрался в казарму японского врача, которая была расположена в пятидесяти ярдах от ворот, не очень далеко от дома Иошимы и слишком близко к караульному помещению, чтобы относиться к этому спокойно. Но все прошло гладко, и хотя Тимсен знал, что, если речь пойдет о собственном обогащении, в целом мире не найти вора, подобного австралийцу, он все равно переволновался, дожидаясь благополучного возвращения своего человека.
— Где мы будем лечить его? — спросил он.
— Здесь.
— Хорошо. Лучше выставить часовых.
— Где фельдшер?
— Для начала я буду им, — привередливо сказал Тимсен. — Стивен сейчас не может прийти сюда. Он сменит меня.
— Ты знаешь, черт возьми, что нужно делать?
— Зажги этот проклятый свет, — сказал Тимсен. — Конечно, знаю. Есть кипяток?
— Нет.
— Ну, так организуй его. Вы что, янки, ничего не умеете?
— Давай, поторапливайся.
Кинг кивнул Тексу, Текс поставил кипятить воду. Тимсен развязал медицинскую сумку и вынул маленькое полотенце.
— Будь я проклят, — сказал Текс. — Никогда не видел такого чистого. Оно такое белое, что кажется голубым.
Тимсен сплюнул и тщательно вымыл руки новым куском мыла. Потом прокипятил шприц и пинцет. Затем склонился над Питером Марлоу и слегка похлопал его по лицу.
— Эй, приятель!
— Да, — слабо отозвался Питер Марлоу.
— Я собираюсь почистить тебе рану, хорошо?
Питер Марлоу пытался сосредоточиться.
— Что?
— Я собираюсь дать тебе антитоксин…
— Я должен добраться до госпиталя, — заплетающимся голосом отозвался он. — Пора… отрезать ее… говорю я вам… — Он опять отключился.
— То что нужно, — объявил Тимсен.
Когда шприц был простерилизован, Тимсен сделал укол морфия.
— Помогай, — бесцеремонно приказал он Кингу. — Вытирай этот проклятый пот с моих глаз. — Кинг послушно взял полотенце.
Тимсен подождал, пока начнет действовать укол, потом сорвал старую повязку и обнажил рану.
— Господи!
Вся область раны вздулась, стала багрово-зеленой.
— Думаю, слишком поздно.
— Бог мой, — простонал Кинг. — Не удивительно, что этот бедный сукин сын сходил с ума.
Стиснув зубы, Тимсен аккуратно вырезал гнилую, вонючую кожу, прозондировал поглубже и как мог очистил рану. Потом посыпал сверху порошок сульфамида и аккуратно забинтовал ее. Когда все было сделано, он выпрямился и вздохнул.
— Проклятая спина! — потом, посмотрев на чистую повязку, повернулся к Кингу. — Есть кусок рубашки?
Кинг снял со стены рубашку и дал ее Тимсену. Тот оторвал рукав, сделал из него небрежную повязку и намотал ее поверх чистой.
— Это еще зачем? — спросил Кинг.
— Маскировка, — разъяснил Тимсен. — Ты думаешь, он может расхаживать по лагерю с такой прекрасной новой повязкой и его не остановят любопытные доктора или полицейские? Думаю, их заинтересует, откуда, черт побери, он ее взял?
— А…а… а, ясно.
— Ну, наконец-то дошло!
Кинг пропустил реплику мимо ушей. Его до сих пор мутило от раны на руке Питера Марлоу, от ее запаха, от крови и от спекшейся, покрытой гноем повязки на полу.