Юность Бабы-яги - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Качан cтр.№ 88

В африканском ресторане с соответствующим названием «Лимпопо» шоу певучих негров было абсолютно эклектичным или, скажем мягче, разнообразным, но обаятельным. Они вообще начинали с классической иудейской мелодии «7.40», пытаясь вовлечь в танец всех присутствующих. Бизнесменов других национальностей, в том числе очевидных юдофобов, было тут подавляющее большинство (во всяком случае в тот вечер), поэтому они морщились и сопротивлялись. Но негров, действующих согласно намеченной программе, это не смутило, и, хотя на их смуглых лицах и нарисовалось понимание того, что на сей раз они промахнулись, – они продолжали свой самозабвенный танцевальный подхалимаж в отношении еврейской культуры. Это было трогательно и потому простительно. Черные, как тропическая ночь, люди, белоснежно скалясь во все лицо, отплясывали «7.40». Потом пошел «хруц франсюськой бульки», видно, в качестве компенсации за предыдущее, чтобы присутствующим стало ясно, на чьей стороне симпатии негров, что все-таки в России упоительны вечера, а не в Тель-Авиве. Дальше трое негров изобразили трио комиков из фильма «Кавказская пленница». «Неплохо оцень иметь три зены», – пели они, что вполне отвечало обычаям их собственных предков. Затем шла песня группы «Любэ» «Атас». А один из исполнителей в это время лепил Горбатого из фильма «Место встречи изменить нельзя». В этом образе он подходил к столам, пугал и нахально требовал деньги в протянутую бейсболку. Далее африканец, который в этом невероятном кабаке был одновременно и гардеробщиком, чрезвычайно фальшиво спел «Делайлу» Тома Джонса, и в конце – то ли для смеха, то ли от натуги, – пустил основательного петуха на верхней ноте. Еще у них в репертуаре оказалась песня про зайцев из фильма «Бриллиантовая рука». Песни из фильмов были их особой фишкой. Заячьи ушки, скопированные из журнала «Плейбой», увенчивали их черные физиономии, ноги обуты в чудовищных размеров цветные мохнатые бахилы, а у одного в полном соответствии с содержанием фильма была загипсована рука. Упомянутый уже «Гоп-стоп» очень серьезно пел опять-таки гардеробщик. «В нашей синагоге – отходнья-а-ак», – тянул он, как мог, и «наша синагога» в его устах звучала, как плохо скрытое издевательство над самой синагогой и всеми ее прихожанами. Но ничего страшного: в следующий раз придут бизнесмены еврейские, и все будет нормально. «Камьеная сэрца сюки подколёдной» – все равно заставляло Сашу с его друзьями рыдать от смеха. Но венцом репертуара явился все-таки шлягер «Голубая луна». Опять же трио африканцев в женских халатах и невероятных париках зеленого, белого и розового цвета, пытались воссоздать образы ярко выраженных геев. Это было что-то! Они этим номером довели тогда до изнеможения всех присутствующих, и Саша понял, что совсем не зря сюда пришел, что вечер не потерян, скорее наоборот, он запомнит его надолго.

Но сегодня цель была обыкновенной – напиться, но не до упаду, а так, чтобы забыться на время, поэтому он и поехал туда, куда был приглашен: на празднование юбилея газеты, в ресторан, который оказался тоже не лишенным экзотики. Саша очутился в тот знаменательный вечер теперь уже в ресторане бразильском.

Веселье было уже в разгаре. В меру своих знаний и представлений о Бразилии владельцы ресторана постарались украсить его соответствующей атрибутикой. Шоу-балет, выступавший в середине вечера, назывался, как полагается, «Рио-Рио». Девушки в огромных «бразильских» перьях на головах отплясывали самбу, вращая бедрами, хорошо натренированными в русских балетных училищах. Типичный бразильский карнавал, но московского розлива, заражал экспрессией и непривычным для наших широт танцевальным эротизмом. Тропический любовный зной сгущался над ресторанным залом, в котором и так было нестерпимо жарко и душно. Глаза скромных сотрудниц редакции, большинству которых было далеко за сорок, заблестели вдруг неведомым доселе, нескромным блеском. Алкоголь, беспрерывно подносимый официантками, еще больше разжигал страсти, крепко спавшие долгие годы под тяжким гнетом редактур, корректур и скучных сенсаций. А официантки все добавляли и добавляли. Едва только из бокала или рюмки была отпита половина или даже треть, как тут же сзади возникала рука с бутылкой. Рюмкам и бокалам официантки пустовать не давали ни минуты.

Платьица официанток выглядели так, будто они их сами шили, не имея в том ни малейших навыков. А возможно, шил кто-то один, но тоже не имея на это никакого права. Верх платьица был весь розовый, усыпанный грубо вышитыми зелеными цветами, лиф переходил в короткую синюю юбочку с белыми оборками. Такие платьица можно было бы спасти разве что фигурой, осанкой и походкой, но девочки, видно, недавно набранные на эту нелегкую службу, почти все косолапили и ходили вразвалку. А следили за наполняемостью бокалов другие девчонки, другой отряд, одетый сплошь во все красненькое, отделанное синеньким.

Журналисты и гости послушно пьянели, карнавал набирал силу, и постепенно все превращалось в какое-то бразильско-русское сумасшествие. Обласканный всеми и особенно редакционными дамами, Саша был втиснут между ними на свободный стул. Грязную тарелку тут же заменили и, чтобы он быстрее адаптировался к празднику, налили фужер водки. Саша отпил половину и стал смотреть на огненную самбу в перьях, исполняемую не без блеска русскими балеринами, когда-то мечтавшими о партии Жизели или Одиллии. Но в Большой не взяли, и в Мариинку тоже, а тут все-таки платят прилично.

Дама слева, в возрасте, типичном для всей редакции, обозначенном когда-то исчерпывающей формулой «ягодка опять», в том, что она – «ягодка», видимо, не сомневалась. Солидный, мясистый нос с крохотными капельками влаги на нем, который тяжело нависал над верхней губой, покрытой нежным темным пушком, честно говоря, мешал разглядеть в ней «ягодку» и даже вызывал никчемный в таких случаях вопрос: «Хорошо, если, мол, ягодка, то какая конкретно?» Как и каждая уважающая себя эмансипированная дама, она беспрерывно курила сигареты с длинным мундштуком. К тому же старомодные в толстой оправе очки, которые ей все время приходилось поправлять, потому что они поминутно сползали от жары к кончику упомянутого носа, никак не могли добавить ей очарования. Однако это была не кто-нибудь, а ответственный редактор Изольда Строганова (в девичестве Беренштейн), и с ней следовало обращаться по возможности аккуратно. Поэтому, когда она стала лапать Сашу, жарко шепча ему в запотевшее ухо: «Саш, а Саш, как вы прокомментируете происходящее?» – Саша хлопнул оставшиеся полфужера водки и постарался убедить себя в том, что Изольда ему не только не противна, но даже нравится. И он со свойственным ему остроумием пустился в комментарии. Тем более что они теперь сами просились на язык.

После триумфального выступления шоу-балета «Рио-Рио» был объявлен конкурс эротического танца для всех присутствующих особ женского пола. Желающих, распаленных алкоголем и бразильской самбой, оказалось предостаточно! Они в большинстве своем были собою нехороши, а некоторые попросту страшны, как ночной кошмар. Но именно они очень хотели участвовать в конкурсе эротического танца. Более или менее симпатичные девушки и красивые женщины постарше не вышли, не рискнули, но отвага некрасивых просто изумляла. Что двигало ими? Или чрезмерное самомнение, уверенность в том, что они-то и есть настоящие красавицы – вы только всмотритесь, разглядите хорошенько! – или же крайнее отчаяние, одиночество, последний шанс. Бог их разберет, но, так или иначе, под волшебные тембральные переливы голоса Джо Дассена все они стали раздеваться. Эротическим танцем в их представлении был в первую очередь стриптиз. Хореография их не беспокоила. А нарисованная на лицах убежденность в том, что их не слишком спортивные тела способны взволновать аудиторию, плюс жгучие испанские взгляды из-под вспотевших лбов делали зрелище жутковатым. У Саши, начавшего было свой язвительный комментарий по этому поводу, слова в горле застряли: и противно ему было, и жалко их, а еще противнее стало от себя, готового смеяться над очевидным несчастьем.