Возвращаясь к себе - читать онлайн книгу. Автор: Елена Катасонова cтр.№ 9

Он, что ли, сошел с ума?

— Что ж, я не против, — звенит голос Тани. — Ленусь, разве ты ночуешь не у меня?

Нет, это не Дима, не Таня, это она, Лена, должно быть, сошла с ума. Быстро, бегом — вон отсюда!

На улице мокрыми хлопьями падает снег. Ветер свирепо швыряет его в лицо. Почти ничего не видно, а тут еще эти дурацкие слезы… Наклонившись, согнувшись, оскальзываясь, Лена почти бежит к метро: вдруг следом за ней выскочил Димка? Вдруг — вместе с ним — лучшая подруга Таня? Глупости, глупости, они там, в тепле, в темноте, вместе. Преодолевая сопротивление ветра, Лена толкает тяжелую дверь метро, клубы пара вырываются ей навстречу. Хорошо, что еще открыто… А вот что делать у «Юго-Западной»… Маршрутки уже не ходят, автобусы — да, но, боже, так редко! Ничего, прорвемся. На смену отчаянию, страху, стыду приходит лихорадочная веселость. «Ладно, — встряхивает головой Лена. — Негативный опыт — тоже опыт. Но Танька… Все уши прожужжала каким-то неведомым Ромкой, зачем же ей Дима? А он?.. «Какая ты сегодня красивая…» И вдруг… Жалкое, виноватое лицо Димки маячит перед глазами. «Мы собирались гулять…» С ума сойти!

Механически, машинально, привычно и быстро идет Лена по эскалаторам, обгоняя медлительных редких пассажиров, пулей проскакивает переходы. На «Юго-Западной», вынырнув из метро, махнув рукой на предосторожность — что может ее теперь напугать? — садится в первую подвернувшуюся машину. Хорошо, что есть деньги, да и запросил припозднившийся водитель по-божески: видимо, по пути.

Что ж это сумка такая тяжелая? Ах да, вино так и не вытащили. Подарить, что ли, этому парню? Покосившись на водителя, Лена открывает сумку, но вовремя останавливается: может не так понять, да и Новый год на носу, пригодится вино-то, не пропадет.

— Детка, я думала, ты у Тани… Разве можно — одной, ночью?

Лицо у мамы виноватое и смущенное, но радость так и брызжет из-под ресниц, алеют щеки, волнами сбегают на плечи пышные волосы. Ее любимая, цвета морской волны блуза надета прямо на голое тело, и просвечивает сквозь полупрозрачную ткань высокая, молодая грудь. На столе вино, две рюмки, остатки торта!

Лена отводит взгляд в сторону: все это кажется ей неприличным. А если бы она пришла раньше? Как в ознобе передергивает она плечами. Все-таки странно: сорок пять, а туда же…

— Хочешь чаю? — суетится мать. — Смотри какой торт! Раньше таких не было, правда? Взбитые сливки и фрукты, а внизу тонкий коржик. Потрясающая вкуснятина!

Да, хорошо бы сейчас горячего чаю. После терпкого сухого вина, танцев, мокрого снега, грохота метро, после смутной, неясной надежды, разочарования, стыда и страха что может быть лучше? Но эта непристойная радость матери… Эта блузка на голое тело, и брюки — тоже небось на голом… Да-да, именно так, Лена уверена.

— Нет, спасибо, — сухо говорит она. — Я хочу спать.

Свет гаснет в материнских глазах, будто кто их выключил. Наталья Петровна медленно садится на стул, растерянно помешивает чай в маленькой фарфоровой, еще от бабушки, чашке. Дрожит рука, позвякивает браслет на тонком запястье, позвякивает серебряная, с надписью «Наташа» ложечка. Да, здесь был праздник: все семейные ценности извлечены из серванта. Только теперь замечает Лена длинный серебристый шарф, висящий на стуле. Подарок, значит. А как же! Ведь Новый год мамин хахаль, конечно, будет встречать в семье. Какая гадость! Везде, на каждом шагу — грязь и предательство.

— Деточка, что с тобой? — робко спрашивает мама.

И тут Лена взрывается.

— Не смей называть меня деточкой! — кричит она, и слезы ярости и отчаяния застилают безумные от горя глаза. — Мне что, три года? Мне уже, слава богу, семнадцать! Какая я тебе деточка?

— Для меня ты всегда будешь маленькой, — успевает вымолвить мать.

— Придется тебе смириться, — заглушает ее слова Ленин крик, — да-да, смириться с тем, что у тебя уже взрослая дочь и ты давно уже едешь с ярмарки!

Едкая насмешка кривит губы Лены, и мать совершенно теряется от этой явной, неприкрытой злобы.

— Ну зачем ты так? — беспомощно шепчет она.

— Зачем-зачем, — передразнивает ее Лена. — Отстань от меня!

Она хлопает дверью так, что на столе подпрыгивают вилки, и скрывается в своей комнате. Вот уж где дает она волю слезам! Лена плачет, как маленькая, жалко шмыгая мокрым, распухшим носом, размазывая по лицу черную тушь и голубые тени, стараясь не видеть перед собой ни предателя Диму, ни улыбающуюся беленькую Таню — как она могла? Почему? Но они неустанно маячат перед глазами, никуда от них не скрыться, не спрятаться, никак не избыть этого двойного предательства.

Тихо отворяется дверь, входит мама, ставит на письменный стол чашку чая, тарелочку с золотым ободком, а на тарелочке воздушный торт и конфета, подсовывает дочери под подушку чистый носовой платок и, не сказав ни слова, выходит, так же тихо прикрыв за собой дверь.

Вздохнув, Лена приподнимает голову, шумно сморкается, вытирает глаза — платок сразу становится разноцветным, — задумчиво смотрит на стол, сползает с тахты, садится к столу и жадно, двумя глотками, опустошает чашку. Как вкусно! Ее любимый, с бергамотом… Какой-то прок от этого самого Леши все-таки есть.

Просыпается притаившийся где-то в недрах ее существа голод. Лена волчицей набрасывается на торт. Но этот новомодный изыск — взбитые сливки и вишня — тает во рту, нисколько не насыщая. Еще бы чаю, и еще — торту, и, может быть, колбасы… Лена подходит к двери, чутко прислушивается, смотрит в щелку над полом — темно. Все равно выйти придется, уговаривает себя: надо хоть почистить зубы, да и в тубзик давно пора — так называла маленькая Леночка туалет, так оно и осталось в их доме.

Неслышно и, как ей думается, незаметно прокрадывается она в кухню, открывает холодильник, аки тать в ночи, добывая из его щедрых недр все, что попадается под руку — сыр, колбасу, шпроты, не трогая лишь заманчивый торт — чтобы утром мама не догадалась, — и начинается ночной потаенный пир.

Мгновенно вскипает тефалевый чайник, заваривается душистый чай, нарезаются толстые ломти хлеба, колбасы, сыра. Как хорошо! Лена тайно пирует, и горе ее отступает, не кажется уже таким неизбывным. «Да плевала я на него! А Танька всегда была дурой».

Наталья Петровна лежит в своей комнате, не решаясь зажечь бра, хотя очень хочется почитать, как всегда, на ночь, и улыбается. «Проголодалась… Утешается колбасой… А еще сердится, когда называю деткой… Кто ее так обидел? — задумывается она. — Неужели Таня? Но из-за подруг так вообще-то не убиваются».

Утром раздается непривычно ранний звонок Юношеский неуверенный голос просит к телефону Лену.

— Она уехала в колледж, — отвечает Наталья Петровна. — Что-нибудь передать?

— Передайте, что звонил Дима. А когда она будет дома?

— Вечером. Часов в девять-десять.

— Можно я еще позвоню?

— Конечно.

«Так вот в чем дело, — думает Наталья Петровна. — Об этом мальчике я уже слышала — как о самом умном в их классе. Но прежде он никогда не звонил… Все, решено: сегодня же покупаю Ленке мобильник. У всех давно уже есть, даже у моих пятиклашек, одни мы — как парии. Почему?»