Чеснок и сапфиры - читать онлайн книгу. Автор: Рут Рейчл cтр.№ 4

Мониторы над его головой ежеминутно регистрировали пульс и сердечный ритм, позванивали сигнальные устройства, посверкивали лампочки.

— Вы пришли к Уоррену?

Он уставился на мои ноги.

— Да, — промямлила я, одергивая черный костюм.

В этот момент мне страстно хотелось, чтобы моя юбка была чуть длиннее. Двое других мужчин смотрели с любопытством.

— Они взяли его на рентген. Он попросил, чтобы вы подождали.

— Здесь? — спросила я.

— Я был бы не против, — заулыбался он, — но Уоррен упомянул комнату для посетителей. Она внизу.

Дернув головой, он указал направление.

Комната напоминала кладбище забытых растений. В углу поникли две пальмы в горшках, повсюду стояли вазы с умирающими цветами. Запах, как в магазине похоронных принадлежностей. Я выглянула из окна, увидела табличку: «В нью-йоркской больнице ремонтные работы. Просим извинения за причиненные неудобства». Внезапно вспомнила, что я родилась именно в этой больнице.

— Должно быть, вы — Рут.

Я подняла голову. Возле моего кресла стоял высокий человек в больничной пижаме. На нем было что-то вроде пластмассового жилета, заполненного жидкостью, которая вроде бы поступала из трубки, спрятанной под пижамой. Я смущенно отвела глаза.

— Уоррен? — спросила я.

Я не ожидала, что он так хорош собой. Указала на пластиковый жилет.

— Как это случилось?

— Выходил из русского ресторана на Брайтон-Бич, — сказал он, — упал и скатился по двум лестничным маршам.

— Это одно из тех мест, где подают водку, которую вы по глупости выпили? — выпалила я.

Он поморщился, а я незаметно улыбнулась: вот и начала показывать себя во всей красе.

Вскоре почувствовала, что трудно грубить такому очаровательному мужчине. Мы говорили о ресторанах. Разговаривали о еде. Болтали о кино. Слушать его было интересно, а о работе и речи не заходило. После сорокапятиминутной увлекательной беседы Уоррен сказал, что подустал, и я помогла ему дойти до постели.

— Сегодня вы встретитесь со всеми заместителями редакторов, — сказал он, когда я повернулась к дверям.

— Что я должна им сказать? — спросила я.

— Не беспокойтесь, — ответил он. — У вас все получится.

— Но мне не нужна работа! — воскликнула я.

— Конечно, не нужна, — успокоил Уоррен.

— Я вам не подойду, — заверила я первого же заместителя редактора, к которому меня привели.

Это был высокий седовласый, невероятно элегантный мужчина с великосветскими манерами. При всем этом он занимал кабинет на удивление маленький и невзрачный.

— Это почему же? — поинтересовался он.

— Потому что о ресторанах я пишу не так, как это делают ваши критики, — объяснила я.

— Вот как? — удивился он. — А как пишут наши критики?

— Они высказываются, словно верховные судьи, — сказала я. — И, вероятно, считают, что всегда правы.

— А они ошибаются? — спросил он.

— В вопросах вкуса не существует истины и заблуждения, — ответила я. — Можно лишь высказать собственное мнение. А уж в ресторанном деле это мнение в высшей степени субъективно: ведь, отправляя в рот яблочную дольку, мы понятия не имеем, какие вкусовые ощущения испытывает человек, жующий другую дольку того же яблока.

Мне показалось, что он слегка растерялся. Вероятно, думал, что я буду проситься на работу.

— Возможно, вы правы, — сказал он вроде бы примирительно, хотя по тону было ясно, что он со мной не согласен. — Но, разумеется, если вы придете в «Таймс», то будете работать в нашей манере.

— Нет, — отрезала я. — Не буду. И зачем вам брать меня на работу, если вам не нравится то, что я делаю?

— Думаю, вам пора на новое интервью, — ответил он, провожая меня к дверям.

Следующим был Эл Сигал, грозный арбитр в вопросах лингвистики. Оказалось, что это задумчивый мужчина крупных габаритов. «Мистер Пять-на-Пять», — прозвучало в моей голове.

— Вы очень хорошо зарекомендовали себя в «Лос-Анджелес таймс». Возглавляли собственный отдел. Почему бы вам не перебраться в Нью-Йорк на тех же условиях?

Меня удивил собственный ответ. Глядя ему прямо в глаза, я сказала:

— Моя мать умерла год назад. Я бы и не подумала о переезде, пока она была жива, но сейчас, когда ее уже нет, думаю, я могла бы вернуться домой.

Он был явно шокирован, да и я ощущала себя как после удара электрическим током.

«Вот и все, — подумала я, — они ни за что меня не возьмут».

Я поочередно встретилась со всеми начальниками. Удивлялась, что никто из них не знал, о чем бы меня спросить. Зато у меня появилась возможность задать несколько собственных вопросов.

— Кто говорит вашим критикам, о чем они должны писать? — спросила я у одного из редакторов.

Он дернул головой, словно я предположила, что в газете процветает коррупция.

— Я действительно надеюсь, — произнес он напряженным голосом, — что «Лос-Анджелес таймс» не пытается оказывать давление на своих критиков.

— Боже сохрани, — ответила я. — Но мне говорили, что в «Нью-Йорк таймс» другая ситуация. Слышала, что Брайан Миллер не сам выбирает рестораны, что редакторы даже решают, сколько звезд должен получить тот или иной ресторан.

— Могу вас заверить, — торжественно произнес он, — что такие слухи не имеют под собой ни малейшего основания. У нас всем дают полную свободу. Даже представить невозможно, чтобы кто-либо когда-либо вмешался и оспорил мнение критика. Это было бы… — Он замялся, подыскивая подходящее слово. — …неэтично.

И добавил, чтобы сделать свою мысль совершенно понятной:

— Абсолютно неэтично. Это разошлось бы с традициями «Таймс».

Меня водили из одного серого кабинета в другой. Если б я горела желанием попасть на эту работу, то, наверное, сильно бы разнервничалась. Мужчины в строгих костюмах были важными и уверенными. Нам в «Лос-Анджелес таймс» такой уверенности не хватало. Мы стремились сами быть интересными, в то время как они ждали, чтобы интерес у них вызывал ты.

В глаза бросались и другие отличия. В Лос-Анджелесе мы занимали большие, просторные помещения. Красивая современная мебель и потоки калифорнийского солнца, льющегося сквозь стеклянные стены. А великая «Нью-Йорк таймс» представляла собой унылое зрелище: обшарпанные металлические столы, заваленные грудами бумаг, по углам брошенные в беспорядке сломанные стулья. Судя по всему, окна здесь не мыли несколько лет. Бледные сотрудники сражались с забитыми до упора металлическими ящиками, которые никак не желали закрываться: не хватало места. Лица всех, мимо кого мы проходили, были, как на подбор, землистого оттенка. Казалось, злая волшебница заперла их здесь, и они не могли выйти из здания. За стенами что-то шуршало. Вполне возможно, что мыши. Естественный свет, с трудом пробивавшийся в помещения, едва брезжил. Улыбок я тоже почти не приметила.