Каждый день госпожа Сиракава встречалась и как ни в чем не бывало разговаривала с той, которая одним своим присутствием незримо расшатывала и разрушала основы дома, отнимала у Томо ее законные права супруги и хозяйки. Какая вопиющая несправедливость! Разве могла она, Томо, продолжать любить мужчину, который сквозь призму своего тщеславия, вседозволенности и моральной ущербности не разглядел страстную, жертвенную, всепрощающую любовь верной и преданной женщины?
Нет, она больше не любила этого человека. Семейная жизнь превратилась в отвратительную пародию. Томо очутилась одна в пустом, безжизненном пространстве. Ей казалось, что ее бессовестно ограбили, безжалостно отняли мужа, нагло оттолкнули от очага, огонь в котором она должна была поддерживать. Томо знала: если она оступится, упадет, то уже никогда не сможет подняться.
Подаренное мужем трехслойное кимоно с фамильными гербами, подобострастная лесть окружающих уже не могли обмануть ее. Возможно, она предпочла бы закрыть на все глаза и снова стать той, прежней Томо, которая наивно верила в любовь Сиракавы и не страшилась его бесчисленных измен. Но, увы, это было нереально.
Томо находилась во власти силы, которая подхватила ее бурным потоком и понесла в неизведанную даль. Оставалось только беспомощно оглядываться назад и оплакивать то, что ушло навсегда.
Но вместо этого она решила еще энергичнее взяться за домашние дела. Спуску никому не давала, порядок везде стоял образцовый. Госпожа Сиракава не намерена была уходить в тень лишь потому, что у хозяина появилась новая возлюбленная.
По мере того как Сугэ наливалась зрелой красотой, менялась и Томо. Она наполнялась властной, деспотичной силой. Это чувствовали все без исключения. Слуги и горничные, давно знавшие хозяйку, в немом изумлении склоняли головы, стоило им заметить в глубине комнаты темную, застывшую фигуру госпожи. Что-то необъяснимое, отталкивающее, грозное исходило теперь от нее.
Как-то раз пришло письмо от матери. Томо пыталась скрыть от родных свои семейные проблемы, но один из дальних родственников случайно узнал от сотрудников канцелярии пикантные подробности из жизни господина Сиракавы. Сплетни и слухи дошли до далекого Кюсю.
Мать догадывалась, как тяжело приходится ее дочери. Мыслимое ли дело – жить под одной крышей с наложницей собственного мужа?!
Никто в их семье не добивался такого высокого положения в обществе, как господин Сиракава, писала она. Томо повезло, очень повезло, она должна благодарить богов за свою судьбу. Не секрет, что богатые и могущественные мужчины берут себе наложниц. Да-да, такое случается… Отверженная жена не должна забывать о себе и проводить дни в слезах отчаяния. Ей необходимо следить за собой, ухаживать за лицом и телом, чтобы окончательно не потерять любовь супруга… Конечно, такое поведение не украшает главу семейства, отца двоих детей. Все это весьма неблагоразумно и неосмотрительно. Но Томо не должна терять самообладание и позволять яду ревности отравлять тело, душу и разум.
Написанное в спешке, корявым почерком, с массой ошибок и клякс, письмо свидетельствовало о горе и тревоге матери.
Томо показалось, что она слышит родной голос, что мать ласкает и жалеет ее, как в детстве… Из глаз бурным потоком хлынули горячие слезы, слезы жалости к себе… Они унесли ее в годы безмятежного светлого детства, и внезапно через мутную пелену страданий она увидела всю неприглядность своего нынешнего безрадостного существования.
Если отбросить эмоции, то наставления матери были не чем иным, как сводом пресловутых правил поведения порядочной жены. Томо много лет следовала этому кодексу, но, в конце концов, была вынуждена отбросить в сторону устаревшие догмы.
В заключение мать писала:
«Сей переменчивый мир есть царствие зла, юдоль страданий, скорби и горя. Человек ничему не учится; невежественный, он поддается своим страхам и слабостям, впадает в грех. А грехи доводят его до бездны. Поэтому ищи спасения в вере, не нарушай обетов, данных будде Амиде
[24]
, денно и нощно возноси ему молитвы, взывай к нему, и да будет воля его…
Не знаю, сколько лет жизни мне отмерила судьба. Хотела бы видеть тебя и говорить с тобой о нашей вере. Иногда я мечтаю, чтобы ты с разрешения мужа вернулась домой».
Томо держала в руках письмо, а перед глазами мелькали картины из прошлого. Вот мать возносит молитвы будде Амиде, без конца повторяет его имя и низко кланяется перед алтарем в отчем доме Томо на далеком острове Кюсю. Прижавшись к родным, теплым коленям, Томо, тогда еще совсем ребенок, снизу вверх смотрит на мать, чьи губы шевелятся, произносят священное имя: «Наму Амида-буцу, наму Амида-буцу»
[25]
.
Маленькая Томо старательно вторит матери…
С той поры много воды утекло. Будда Амида, боги и бодхисаттвы, норито
[26]
и сутры – все превратилось в ненужный хлам, в красивую бессмысленную сказку, которой можно обмануть лишь малого ребенка.
Призывы матери вверить свою судьбу Амиде вызвали у Томо горькое раздражение.
Если на самом деле существует некто всемогущий, бог или будда, который правит мирами и видит все, что творится на этой грешной земле, почему же он отвернулся от той, которая всегда старалась жить праведно и честно?
Отбросив грустные мысли, Томо поклялась себе при первой же возможности отправиться на родину и навестить мать. Что бы ни случилось, она должна увидеть мать и получить от нее последнее благословение.
Весной губернатор Кавасима удостоился повышения и был назначен генералом-суперинтендентом столичного департамента полиции. Юкитомо Сиракава с семьей последовал за ним в Токио, где приступил к работе в полицейском управлении района Канда.
Эцуко предстояло учиться в новой школе. Для оформления нужных бумаг Томо получила копию выписки из книги посемейных записей. Рассеянно взглянула на перечень зарегистрированных лиц и невольно вскрикнула. В документе следом за Эцуко значилось имя Сугэ, «приемной дочери Юкитомо Сиракавы и его супруги Томо».
Глава 3
Служанка
Стояла тихая ясная осень. Пышно цвели хризантемы.
Кин Кусуми через большие ворота прошла на территорию императорского дворца. Она несла корзинку с печеньем, которое купила по пути из храма Каннон.
Кин торопилась в резиденцию господина Сиракавы. Это был визит вежливости. Но помимо учтивых расспросов о здоровье, ей предстояло выполнить тайное поручение. Госпожа Кусуми сомневалась в успехе всего мероприятия и озабоченно хмурилась, поджимая губы.