Пока я шел по улице, некогда бывшей воплощением вкуса и благопристойности, ко мне трижды приставали попрошайки. Один из них преградил мне путь, обдав меня пивным духом, и принялся бормотать что-то о жене и трех малютках, которых он должен кормить. В ответ на его нытье я предложил ему найти работу в доках Уэппинга или Шедуэлла. Второй бродяга пожаловался на необходимость собрать кругленькую сумму до субботы: наверняка пропил жалованье и задолжал какой-нибудь таверне в Ламберте или Кларкенуэлле.
Потом я увидел однорукого нищего — он сидел, прислонясь к стене, между «Реформ-клубом» и «Диогеном». Я не был бы медиком, если бы не понял с первого взгляда, что вторая рука «инвалида» была тщательно замаскирована под лохмотьями. Гремя своей жестянкой, он призывал прохожих помочь «старому солдату, получившему увечье в Майвандской битве». Вероятно, читателю известно, что в Афганской кампании, в сражении при Майванде, мне нанесли рану, положившую конец моей карьере военного хирурга. И я бы съел собственную шляпу, если этот молодчик хоть раз путешествовал на юг дальше Клэпемского узла
[8]
. Меня нелегко вывести из себя, но от такой наглой лжи я пришел в ярость. Ведь бессовестный жулик оскорблял память моих товарищей, павших на поле боя! Я крикнул ему, что он позорит отчизну и пятнает славу британского оружия, но на него найдется управа (уж не знаю, как я собирался это сделать), и мало ему не покажется. Выслушав мою речь, оборванец хитро и даже насмешливо проговорил:
— Подойдите-ка поближе, господин хороший, а то слышу я плоховато, не то что раньше.
Такого вопиющего издевательства не выдержал бы ни один человек из плоти и крови. Я подскочил к нищему и ощутил вонь давно не мытого тела. Теперь я мог во всех подробностях разглядеть эту бесстыжую физиономию: рыжие волосы, спутанную бороду, коварно прищуренные глаза и нос, почуявший возможность легкой наживы.
— Я немедленно…
Но, прежде чем я успел доложить о своих намерениях, попрошайка мягко произнес:
— Если вам дороги наши жизни, Ватсон, передайте меня тому полицейскому. Видите субъекта, который стоит на углу Сент-Джеймс-парка? Он уже полчаса следит за мной. Ступайте в «Диоген» и пожалуйтесь на меня швейцару.
Невозможно выразить, как трудно мне было сохранить самообладание, когда я услышал эти слова. Но очевидно, у Холмса были серьезные основания, чтобы заговорить со мной. Поэтому я выпрямился и воскликнул:
— Вы не солдат, вы негодяй! Вода и хлеб — даже это вам не по заслугам!
Я поднялся по ступенькам и дал указания привратнику. Он выглянул за дверь, и ему открылась описанная мною картина: полицейский все так же слушал шарманку, а «старый солдат, ветеран Майвандской битвы», сидел с безутешным видом у стены «Реформ-клуба» и протягивал прохожим свою жестяную кружку. По другой стороне улицы медленно прохаживался человек в длиннополом пальто, слишком теплом для апрельского дня. Он то и дело поглядывал на часы, как будто ждал кого-то.
Швейцар пересек Пэлл-Мэлл и направился к полицейскому. В эту секунду у меня за спиной раздался голос Майкрофта Холмса:
— Мой дорогой Ватсон! Почему вы пришли один? Разве Шерлок не с вами?
Как ни удивительно, оба брата носили первое имя Уильям, поэтому ни один из них им не пользовался. Высокий и плотный Уильям Майкрофт Холмс во многих отношениях был противоположностью моего друга. Его нескладная фигура наверняка приводила в отчаяние всю Сэвил-роу
[9]
: тщательно скроенный костюм сидел на ней каким-то бесформенным комком. Круглое лицо Майкрофта составляло разительный контраст с суховатыми чертами Шерлока, отличавшегося орлиным профилем, хотя серые глаза смотрели столь же проницательно. Над необычайно широким лбом росли прямые волосы, подстриженные коротко, как у мальчишки-школьника. При всей несуразности телосложения Майкрофта такое строение головы, в сущности некрасивой, свидетельствовало об успехах, которых добился ее обладатель, изучая древние языки в Оксфордском университете, или математику в Кембридже, или и то и другое. Старший брат, как говорил мне мой друг, был членом совета колледжа Всех Святых и каждую неделю обедал в Оксфорде в обществе образованнейших людей Великобритании. Его приняли в этот круг за вклад, который он внес в классическую грамматику, представив на конкурс блестящее эссе об энклитике δε.
{2} Иногда над Майкрофтом посмеивались, но он явно не понимал смысла этих шуток. По словам Шерлока Холмса, в студенческие годы на его брата написали эпиграмму, вошедшую в знаменитый сатирический сборник Бейллиол-колледжа:
Я Уильям Майкрофт Холмс, гигант средь крошек-гномов,
Мне мудростью дано блистать в кругу мужей ученых.
Неужто греческий глагол забыли вы опять?
Минуту: я подумаю, прошу не отвлекать.
— Где Шерлок?
Чтобы не тратить время на объяснения, я подвел Майкрофта Холмса к окну. Именно в этот момент шарманка смолкла, и мы увидели, как полицейский перешел улицу и, приблизившись к нищему, что-то проговорил. Тот, не вставая, воззрился на него.
— Не понимаю, — просто сказал Майкрофт.
Констебль схватил оборванца за руку и, заставив подняться, повел в сторону полицейского участка на Вайн-стрит.
— Это ваш брат.
Человек в пальто, стоявший на углу Сент-Джеймс-парка, еще раз посмотрел на часы (несомненно, лишь для правдоподобия) и зашагал в противоположном направлении.
— Мой брат? Шерлок? Тот бродяга?
Я кивнул. Потрясение, пережитое десять минут назад, и предшествовавшие ему недели тревожной неизвестности обессилили меня.
— Он самый.
— Переоделся нищим и попрошайничает на Пэлл-Мэлл? Но зачем? Разве ему не ясно, в какое положение он ставит меня?
— Скоро я расскажу вам все, что знаю.
Мое обещание не смягчило негодования Майкрофта Холмса. Он посмотрел на меня с высоты своего роста и медленно покачал головой. На его посуровевшем лице выразилось непонимание, смешанное с осуждением.
— Я столько раз терпел его выходки, Господь свидетель! — жалобно проговорил старший брат великого детектива. — Но должен же быть какой-то предел! На пути сюда я услышал, как он рассказывал о своем ужасном ранении. История так меня тронула, что я остановился и дал ему полсоверена. Нет, по-моему, это слишком!
Возвращение
У меня гора упала с плеч, когда я понял, что Шерлок Холмс жив, однако тревога не утихла окончательно. Если наши подозрения касательно незнакомца, стоявшего напротив клуба «Диоген», были верны, то жизни моего друга по-прежнему угрожала опасность. Однако я знал: когда Холмс ведет войну со своими врагами, не следует ему мешать. Как только констебль увел за собой таинственного нищего, соглядатай, дежуривший на другой стороне улицы, покинул свой пост. Думаю, на сей раз мы победили. Хорошо, что я удержался от желания заключить Холмса в дружеские объятия. Иначе мы оба сейчас плыли бы вниз по Темзе с перерезанным горлом.