Полька - читать онлайн книгу. Автор: Мануэла Гретковска cтр.№ 18

Сразу после рождения мы прокоптим его душу католическим кадилом и наречем Полей или, по Ван Гогу, Тео. Вот тебе, Малыш, на выбор два имени — польское и голландское. Прими наконец решение и снись мне в человеческом обличье, а не бесполым ангелом.

Петр мечтает о девочке. С момента нашей встречи он считает, что у нас будет дочка. Несколько лет тому назад он ее нарисовал — с крылышками — и подписал: «Франциска, родителям в утешение».

Тахта сдалась. Эту мещанскую скотину обвязали несколькими слоями простынь, покрыли тканью и оседлали подушками. Меня посещают фантазии: тахта — это крупная самка интерьера, которая лишена возможности иметь детей. Поэтому из зависти она лягается и пукает ядом в своем углу.

Перед тем как Петр уйдет на работу, отправляемся на прогулку. Встречая соседок, я повторяю вслед за Петушком:

— Привет! Привет!

Они все одинаковые: седые волосы, короткая стрижка, спортивный костюм, брюки. Я различаю их только по собакам — к счастью, они разных пород. Шведки напоминают мне о моем изъяне: я с трудом запоминаю лица. Сначала я подозревала у себя некий генетический сбой. Такие дефекты случаются в семьях, где имел место инцест. С родственниками все в порядке, видимо, дело в инкубаторе, где я, недоношенная, провела первые две недели своей жизни. В закрытом аквариуме у меня не было возможности развивать участок мозга, отвечающий за реестр лиц. Две потраченные напрасно недели.

1 октября

Настенный календарь, странички отшелушивающихся дней. Первого октября именины Тересы. У мамы, кажется, третьего… но я хватаю телефон и желаю ей всего наи… Ошибка: Тереса все же третьего. Кто-то напутал — не то моя голова, не то наш календарь.

С сегодняшнего дня до десятого октября мы с Петушком сочиняем киноновеллы для «Городка». Одиннадцатого числа сажусь за диалоги, тридцатого отсылаем серии на студию. Весь октябрь можно сразу выдрать из календаря и выкинуть в мусорную корзинку.

Пою «Когда восходит утренняя заря» [35] , и во время крестного знамения вдруг что-то «хватает» меня за руку.

— Во имя Отца и Сына, — слева направо, — и Духа Святого, — повторяю я, перенося руку слева направо, с усилием перетягивая левую, грешную, сторону на правую, обращая ее на путь истинный.

После работы (две серии вчерне) — прогулка до дубовой аллеи. Почему дубы почитали как святых? Их чаще, чем другие деревья, поражала молния? Эти наши, к счастью, ударов стихии избежали, но их корни притягивают землянику и белые грибы. Теперь листья источены холодом, кроны полупрозрачные. Причудливо закрученные дубовые ветви с узлами сучьев. Они растут, словно огибая незримые преграды. Обрастают воздух, полный соперничающих духов, местных троллей. Ветки ведут с ними борьбу. Поддавшись их мощи, выпрямляются. Заключая в себя, оплетая кроной, победоносно кривятся.

В восемь смеркается. Осенняя темнота — из туч, из густой черноты полярной ночи. К северу отсюда нарастает холод и мельчают деревья — а там, глядишь, и полюс.

«Зима» — поэтическое название ежегодного ледникового периода.

Петушок уезжает на дежурство, я остаюсь один на один с тошнотой. Не знаю, как сесть, чтобы ничего не мешало. Читать нет сил, заснуть — тоже. Я, кажется, начинаю сердиться на свой живот. Это неправильно, но с меня хватит. Это, разумеется, «чудо жизни», но будет просто чудом, если я дотяну до родов.

Звонит Петушок. Я жалуюсь на себя, на Малыша.

— Что мы сегодня изготовляем? Ухо? Глаз? — пытается он меня развлечь.

— Судя по тошноте, личность.

2 октября

Мне бы хотелось каждый день подглядывать с помощью УЗИ за своим-моим ребенком. Откуда такая уверенность, что он там сидит? Тошнота и увеличившийся живот? Никакое это не доказательство. Глазею на Его первую фотографию… Малыш ко мне ближе, чем кто бы то ни было, а я рассматриваю фотографию посланца иных миров. Вклеить в альбом? Семейные альбомы… эти довольные физиономии, пухлые ханжеские улыбки. Прошлое не двухмерно. Оно раскормлено тем, что случилось, нами.

В Швеции нет часовен, но за ближайшим ручьем растет бук сверхъестественного цвета. На коре мшистые зеленые стигматы. Палитра красок почти телесная. Я так потрясена, что хочется опуститься на колени. Зеленый — цвет надежды. Цвет — это длина волны излучения. Почему же не может существовать луч соответствующей длины (окрашенный надеждой на благословение), который касается глаз, души? Явление зелени, склоняющее к созерцанию. Абстрактная придорожная часовенка. Нельзя не признать: у Колориста, «определяющего гамму цветов в этом мире», хороший вкус.

Петушок не разделяет моего нетерпения.

— За каким дьяволом тебе домашний УЗИ? Душу тоже невозможно увидеть. Хочешь иметь машинку для подглядывания? Что, будешь любоваться розовеющей от стыда совестью?

Ну да, Петушок же протестант. Мой образ ему непонятен. Жаль Реформации, погубленной в XVII веке. Вот если бы все произошло теперь, когда способы выражения достигли такого уровня: кино, DVD, Интернет. Слишком поздно.

Кропаем «Городок». Сорок первая серия — откуда только у нас берутся идеи? («Вы не чувствуете в себе опустошенности?» — этим вопросом, очень точно сформулированным в свое время продюсером, мы задаемся ежедневно, кладя перед собой белый лист бумаги). Откуда? От отчаяния — вдруг ничего не удастся придумать?

Укрываюсь пледом: первый прохладный вечер. Разглаживаю складки, расправляю их таким жестом, словно надеваю роскошное платье. Я облачена в пушистое платье-одеяло под горло, пышное, в стиле барокко. Выставляю ногу и засыпаю в этой элегантной позе.

3 октября

В семь утра вернувшийся с дежурства Петушок забирается под пушистое платьице, устраивается в нем поудобнее. И прежде чем заснуть, плачется: скучал!

Ножницами кромсаю лук себе на завтрак. В жизни не стала бы этим заниматься ради себя любимой, это, наверное, и есть пресловутое материнство. Съедаю птичий корм: орехи, семечки, миндаль с творогом и маниакально порезанным луком. Лишь бы не мясо. «Что корова нездорова — виновата ли корова?» — вот что следует петь бродячим музыкантам. Дело не в коровьем бешенстве, а в человеческом безумии, насаждающем среди растительноядных зверюшек каннибализм. Природа не может не ликвидировать безумную корову, пережевывающую кости собственной товарки. В человеческом сообществе срабатывал тот же прионовый тормоз — каннибалы-папуасы умирали, «наказанные» божественной природой.

Человек стоит перед раздаточной лентой, словно в баре самообслуживания: растения, животные, человек, Бог. Во время причастия иным следовало бы пожелать: «Приятного аппетита».

* * *

Я стала равнодушна к тряпкам. Такая одежная менопауза наступает, говорят, после тридцати пяти. На меня накатило во время беременности. Через пару месяцев я уже не помещусь ни в одни брюки и понятия не имею, какой размер у меня будет после… Осталась тяга к мясистым хлопчатобумажным футболкам XXL.