Игра затягивает совершенно, единственный минус — она требует времени. Я тружусь над своим городом, который в честь утопического проекта Ле Корбюзье окрестил Ville Radieuse
[4]
, с одиннадцати часов вечера вчерашнего дня. Сейчас половина десятого утра, и город начинает оправдывать мои ожидания. Я бы не назвал это время потерянным. Никогда не вредно почувствовать, что значит строить город, — ведь это тот же дом или квартира, только в макромасштабе. Одно плохо, я не поспал. Глаза болят от стольких часов за экраном. О пище я тоже не вспоминал, и желудок протестует, вернее, он давно взывает ко мне, да я не реагировал, но теперь сдался.
На столе вокруг рассыпаны эскизы, с которыми я упражнялся вчера вечером, пока не понял, что поиграть в «Sim City 2000» будет и то более толково. Такими эскизами только людей пугать. Непонятно, что вчера со мной стряслось. Пол вокруг стола усеян скомканными и разодранными бумажками.
На окраину города налетает торнадо и обрушивает несколько самых хлипких строений. Но поскольку я давно собирался снести их, то начинаю закладывать новостройки, как вдруг слышу звук открываемой двери. Катрине? Я же ждал её завтра?
— Сигбьёрн?! — кричит она. — Я сейчас умру. Ты можешь сделать мне чашечку чая?
Завтра тем временем наступило.
Я прячу свои рисунки, поднимаю с пола бумаги и выкидываю их в корзину, сохраняю игру, выключаю компьютер и иду на кухню поставить кипятиться воду. Катрине сразу закрылась в ванной и принимает душ, слышу я. В прихожей навалены её сумки и пакет с гонконгской распродажи Орхана Памука. Я заглядываю в пакет, там что-то элегантное серо-синего шёлка, на вид дорогое.
Вода вскипает, я наливаю её в кружку, где лежит пакетик чая, добавляю ложку верескового мёда и слышу, что Катрине выключила воду. Она появляется на кухне, закутавшись в большое белое банное полотенце, а маленьким закрутив волосы как тюрбаном.
— Вот твой чай. Устала? — спрашиваю я. Ночной перелёт из Гонконга с посадкой в Копенгагене — это испытание, я уже понял. Но отчасти я ей завидую, она посетила и новый терминал в «Каструпе», и «Чек Лап Кок».
— А почему ты в таком виде? — спрашивает Катрине. — Ты собрался в душ?
По-честному, я забыл, что голый. Я так давно хожу дома без одежды, двое суток уже, что перестал замечать её отсутствие.
— Как тебе «Чек Лап Кок»? — спрашиваю я не смутясь.
— Тебе понравится, — отвечает Катрине. —Ты в душ?
— Нет. Я просто решил дома отказаться от одежды. Ощущение наготы доставляет удовольствие, доложу я тебе.
Она смотрит на меня с удивлением.
— Ещё бы. Значит, ты просто решил?
— Да. Теперь, когда человек создал себе жилище, непроницаемое для непогоды и ветра, с кондиционированием воздуха и идеальным контролем температуры, нет никаких реальных причин одеваться. Одежда утратила функцию.
— Ты совсем сбрендил, — замечает Катрине. — А как насчёт того, чтобы вести себя нормально, хотя бы в порядке эксперимента?
— Что ты понимаешь под «нормально»? Если «естественно», то я именно так себя и веду. Человеку естественно жить обнажённым. Не знаю, насколько ты в курсе, но подавляющее большинство ведущих норвежских модернистов и архитекторов-функционалистов тридцатых годов были убеждёнными нудистами. Они видели связь между прагматичностью в архитектуре и производстве мебели и тем, что летом человек скидывает с себя лишние тряпки.
— Не знаю, насколько ты в курсе, но сейчас зима в разгаре, — говорит она. — А что у тебя с носом?
Он всё ещё опухший, иссиня-жёлтый на переносице после столкновения с черепушкой невменяемого таксиста. Эту историю я не планировал ей излагать.
— Упала балка. Я ломаю перегородки в доме, — рассказываю я.
— Надеюсь, ты был не в таком виде? — спрашивает она. — Сделай милость, оденься. А то вид глупый.
— Не гнушайся, попробуй сама! Разденься и увидишь. Очень приятно. И мысли вертятся быстрее, когда раздет.
— Сигбьёрн, у нас нет занавесок.
— И что? Думаешь, у нас так много секретов?
Она смотрит на меня и ухмыляется.
— Делай как знаешь. Надеюсь, ты планировал облачаться хотя бы, когда приходят гости. Я займусь йогой и посплю пару часиков. Какие-нибудь важные звонки мне были?
— Вроде нет, — отвечаю я, вспоминая, что давно не слушал автоответчик. Катрине идёт через гостиную к спальне, вытирая на ходу волосы полотенцем. Внезапно она поднимает лицо и кричит:
— Сигбьёрн, иди сюда!
— Что случилось?
— Твой брат у нас?
— Нет, с чего ты взяла?
Хьелль Турлайф не показывался после той чудовищной истории с ведром. Правильно делал. Катрине была возмущена не на шутку.
— А это что?
Она тычет пальцем в глубь гостиной, я, как был голый, подхожу к двери и заглядываю. Палец нацелен на столик Ногуччи. На нём лежит... чёрт, как я забыл.
— Я до смерти перепугалась. Откуда он взялся?
— Довольно интересно, что ты ассоциируешь это с моим братом.
— А что странного?! Он же гангстер. Это мне ясно. Ты хочешь сказать, это твоё?
— Ну да. Это игрушка, — говорю я. — Правда, потрясающий?
— Потрясающий?! По-моему, омерзительный. Зачем ты его притащил?
Я иду и беру пистолет, это отличный новейший девятимиллиметровый Bowers&Wilkins, я держу его на правой ладони, а пальцами левой глажу тёмную воронёною сталь, наслаждаюсь обворожительными пропорциями этого совершенного с точки зрения дизайна объекта, который ложится в руку как влитой. Людям следует уделять изучению стрелкового оружия больше времени.
— Я должен был нарисовать его, для одной работы, а потом решил оставить на столе как украшение. Ты наверняка видела такие сувениры. Мне он кажется красивым. Он не заряжен, конечно, если ты этого боишься.
— Я не боюсь, я в шоке, — говорит Катрине. — Будь так добр, спрячь его с глаз моих долой.
Я уношу пистолет к себе в кабинет и убираю в ящик, где уже хранится полный магазин к нему. На самом деле пистолет никакая не игрушка. Настоящее оружие, смертоносное. Я купил его за три тысячи крон у одного из поляков-плотников, которые делали Йэверу пол.
Вчера вечером я долго, час наверно, развлекался с пистолетом. Целился в окно, в машины, вывески, прохожих, в своё отражение в зеркале. Приставлял дуло к виску, засовывал в рот, чтобы почувствовать, как ощущается вкус промасленной стали за секунду до того, как вылетает пуля и кладёт конец всему. Пистолет был заряжен, но не снят с предохранителя. Потом я подумал, что заигрался, что нехорошо иметь боевое оружие в досягаемости, когда я так взвинчен, вынул магазин и убрал в ящик стола. Но пистолет оставил в гостиной, я ещё не насладился им сполна. А когда смотрел новости, целился во всех, кто мне не нравился. Начиная с премьер-министра. Прекрасное ощущение.