Декоратор. Книга вещности - читать онлайн книгу. Автор: Тургрим Эгген cтр.№ 2

Стрижка, короткий европейский боб, тоже порождение нашего союза. Вернее, моих представлений о стиле. Раньше Катрине беспрерывно меняла имидж, шарахалась от панковского гребня до перманента и обратно, но я пришёл к выводу, что ближе к тридцати даме следует обзавестись постоянными атрибутами внешнего вида, в том числе остановиться на одной стрижке. Я посоветовал это Катрине. Она держится нынешнего фасона уже полтора года, и моя правота теперь видна любому.

— Сигбьёрн, — жалобно тянет она, и по её тону я всё сразу понимаю.

Кухня.

— Я уже почти всё придумал. Хочешь посмотреть эскизы? Мне кажется, я знаю, где они.

— Нет, не сейчас. Но когда она уже будет?

То, что сейчас стоит на кухне, имеет грязный молочно-белый цвет и кучу декора на дверцах, плюс к тому украшенных панелями с выбранными филёнками. Стандартная фантазия на тему «урбанистичный рустик», домашний уют массового производства, которому не хватает вкуса хотя бы выглядеть подержанным. Уж не говоря о переизбытке шкафов и нехватке рабочих поверхностей. Два серванта с фасадами из липкого флинтгласа. Пространство над мойкой заделано глазурованной керамической плиткой розовато-бежевого тона, напоминающего человеческую кожу. Кошмар.

Втройне ужасный из-за зияющей дыры на месте плиты, которую прежние владельцы по каким-то мистическим причинам пожелали взять с собой, в отличие от остального хлама. В выщерблине видны подтёки застывшего жира на белых торцах соседних шкафов и на голой задней стене — выполненное пятнами сбежавших соусов и выкипевших супов полотно в стиле Поллака. Для рабочих конструкций такое нечаянное обнажение фатально. Вечная беда.

— Понимаешь, в разгар сезона трудно найти мастеров. Даже для меня. Сейчас все делают ремонт. Но я уже практически заказал саму кухню. Мне кажется, будет очень красиво.

— А какой цвет ты выбрал?

— Тут я ещё не до конца сам с собой договорился. И потом мы ещё должны посмотреть это вместе.

— Зачем? Я тебе доверяю.

Она доверяет моему вкусу. Умно! В прошлом году он принёс мне три четверти миллиона крон.

— Цвет, — отвечаю я, — будет светло-голубой с оранжевыми вкраплениями. Большая рабочая поверхность, сталь и алюминий. И никаких ручек.

Она заливается хохотом. Потому что мы оба подумали об одном. Унаследованная нами кухня утыкана фарфоровыми ручками с нарисованными розочками.

— А нам такое по карману? — спрашивает Катрине.

— Не факт, что это выйдет уж так дорого, — отвечаю я. Хотя вне всяких сомнений кухня встанет в большие деньги. Не говоря уже о встроенной технике, к которой я на днях приценивался. Тоже не два апчхи.

— Как ты думаешь, чем они умудрялись забивать все эти шкафы? — спрашивает Катрине.

— Свадебными подарками, — отвечаю я, и Катрине с готовностью хохочет.

Мы никогда об этом не говорили, но мне кажется, главная причина того, что мы никак не решимся на свадьбу, — бесценные подарки, которые преподносят новобрачным, подарки, от которых невозможно потом отделаться. Каждый Новый год мы переживаем это проклятие в миниатюре. Родители Катрине усвоили, что мы оба «интересуемся дизайном», поэтому в недрах блестящей упаковочной бумаги неизменно обнаруживается блестящий же шедевр, открывашка от Alessi например. Моя мать каждый год присылает свитера своей вязки. Беда, до чего болезненно родители Катрине реагируют на то, что мы не расписаны. Всё ещё, как они выражаются. Они буржуазны до кончиков ногтей, и у матушки давно ручки чешутся устроить потрясающий, особенно своей нудностью, приём по случаю дочкиного бракосочетания, чтоб только официальных адресов не меньше двадцати и чтоб всякий перебравший любитель сигар из третьего круга родни торжественно вручил тебе тостер из чистой бирюзы или сырорезку со староцерковной вязью по оловянной ручке. Так что дело не в том, что мы, я или Катрине, всё ещё сомневаемся. Мы сделали свой выбор. Иначе с чего бы мы переезжали уже в третью нашу с ней совместную квартиру?

Да, родители Катрине — сливки буржуазии, белая кость. Из тех породистых семей, где детей учат мягко грассировать. На мой взгляд, это похоже на недоработку логопеда, но все детские друзья Катрине, которых зовут исключительно Ульрих, Дидрик, Шарлотта или, на худой конец, Педер или Пернилла, тоже все как один подкартавливают. Такие родители, прямо скажем, не только обуза. От них она унаследовала аристократичную фамилию Хопсток. А это предполагает немалое и не сегодня нажитое состояние. А также коттедж в престижном Гейлу в полном вашем распоряжении, дом с куском берега в Люнгёре и половину старинной усадьбы в Тоскане, недалеко от Лукки. А также то, что пока мы «вставали на ноги», нам не приходилось колотиться так, как остальным. Теперь, вот уже три года, мы живём полностью на свои, и даже эту квартиру могли бы оплатить наличными. А это уже неплохая степень свободы. Отец Катрине всегда спрашивает, не нуждаемся ли мы в чём, а его представление о «нужде» несиротское. Для него ужасающая нищета — необходимость ездить на восьмилетнем «БМВ». Но я всегда вежливо отказываюсь.

За всё за это от нас требуется разрешать ему курить сигары, когда он приходит в гости. Поэтому иногда для смеха я зову её Катрине Мак-Дак.

Сведём баланс: самое привлекательное в Катрине — её ровная доброжелательность. А злит меня в ней сильнее всего то, что её вечно нет дома.

— Там ещё два ящика. Может, сходим вдвоём? — предлагаю я.

Мы спускаемся вниз. Новенькая машина стоит на своём новом, номерном месте. Стоянки поблизости нет, но это тихий престижный район. Не чета тому, где мы жили раньше. Там, у Фрогнер-парка, с обеда и до утра хороводятся местные забулдыги. Снег всё идёт, сыплется на асфальт мокрыми разлапистыми плюхами, которые на моей малой, как говорится, родине зовут кулёмами. В уличных огнях они кажутся шафрановыми.

Мы берём каждый по коробке. Это книги. Я запираю машину, тут выясняется, что у Катрине ноша тяжелее, мы начинаем меняться. Катрине поднатуживается, и тогда я легонько, но с однозначным намёком, шлёпаю её по заду. В ответ она делает языком нечто неописуемо вульгарное. Мы на одной волне. До чего всё-таки сближает коллективный труд.

— Пиццу вот-вот привезут, — едва не оправдывается она. Ergo: жди!

Если человеку предстоит прожить две недели среди картонных коробок, то для него имеет значение, среди каких именно коробок он будет жить. Я не в состоянии две — а то и три — недели смотреть на коробки из-под бананов или памперсов, подобранные в ближайшем супермаркете. В этот раз мы купили картонки в оптовой фирме канцтоваров и укрепили их прозрачным матовым скотчем. Они одного, удобного, размера. Красиво ставятся друг на друга. Их можно потом сложить, убрать и использовать ещё раз. И они не раздражают.

Нам надо сделать ещё одну ездку на старую квартиру, там осталось шесть или семь коробок так называемых «мелочей». Но это уже завтра, с утра пораньше. А днём придёт грузовик с большими вещами.

Я не хочу считаться интересным, хочу хорошим.