— Что тебе надо? — поинтересовался я.
— Принести тебе чего-нибудь выпить? — спросил Луис.
Я отказался.
— Я хочу извиниться за то, что произошло в нашу последнюю встречу, — сказал он.
— Если уж соблюдать этикет, то это я должен извиниться, — ответил я. — Теперь я могу идти?
— Рауль, ты должен достать мне экземпляр «Instrucciones», — попросил он. — Люди только и говорят о твоей книге. Я обязан ее прочитать.
— Не понимаю, о чем ты.
— Твой сборник. Разве он не так называется?
— Я не издавал никаких сборников. После «Paso Doble», который, я думаю, ты уже читал.
Он посмотрел мне в глаза, пытаясь понять, не шучу ли я. Потом он рассмеялся. Хохотал долго и от души.
— Рауль, не думаешь же ты, что снова ошибся во мне?
— Почему я должен в тебе ошибаться?
— Боже мой… до меня доходили слухи. Говорят, что я стукач Госбезопасности. Это ведь не ты их распускаешь?
— Где ты об этом слышал?
Он задумался.
— От Кико. Он был пьян в стельку, обругал меня и обвинил во всех своих бедах. Сначала я думал, что это пьяный бред, но потом понял, что дело не так просто. Это неправда, Рауль. Я, без сомнения, жалкий поэт и жалкий человек, но я не провокатор. Этого ты на меня не можешь повесить.
Не знаю уж почему, но внезапно я поверил ему. Может быть, потому, что он говорил со мной так прямо.
— Кто-то стучит, Луис. Я был в Госбезопасности, и у меня есть этому доказательства. Я был уверен, что это ты.
— Из-за Миранды, — сказал он. Это не было вопросом.
— Да, а что мне было думать?
— Послушай меня. Не стану утверждать, что меня не привлекает Миранда. Боже мой, да кто же не завидует тебе из-за нее? Но я никогда, ни единой секунды не думал, что у меня есть шанс увести ее у тебя. Это ни разу не приходило мне в голову. Какой ей прок от меня? Мне нравится с ней разговаривать. Больше мы ничего не делали.
— Когда ты разговаривал с ней в последний раз? — спросил я.
— В последний раз я разговаривал с ней, когда ты запустил мне в голову бутылкой. Вполне возможно, я этого заслуживал. Но не потому, что я — стукач.
— Я склонен верить тебе, — признался я.
— Приятно слышать. Кстати, у меня есть для тебя новости.
— Что за новости? Хорошие или плохие?
— Не знаю. Мою рукопись приняли к изданию. Думаю, она выйдет весной.
— Хуан Эстебан Карлос?
— Точно.
— В общем, когда ты понял, что не можешь увести у меня женщину, ты увел моего издателя?
Луис усмехнулся.
— Я не спрашивал, что произошло между тобой и Хуаном. Разве это имеет какое-нибудь значение? Нет никаких шансов на то, что мою книгу будут обсуждать так же, как твою. Легальные издания в этом году не в моде.
— Все равно поздравляю, — сказал я.
— Спасибо.
— Только запомни: когда ты наконец напишешь что-нибудь стоящее, не показывай это Карлосу. Он натравит на тебя чертов комитет.
Праздник продолжался еще несколько часов. На следующее утро я очнулся в тяжелом похмелье с колотящимся от страха сердцем. Ирис проснулась и хотела есть. Миранда стояла и переминалась с ноги на ногу.
— Мне надо на работу, — сказал я. Но когда я попробовал сесть в постели, перед глазами все поплыло.
— Уже слишком поздно, — ответила она. — Ничего не случится, если ты побудешь денек дома. Я позвоню Чако и скажу, что ты заболел.
Она протянула мне ребенка и рожок. Ирис все поняла. Мои амбиции в то утро были невелики: мне хотелось лежать, завернутым в одеялко, и сосать рожок.
— А ты куда? — спросил я.
— Ты хоть помнишь, что сказал, когда вернулся вчера вечером? Кстати, ты знаешь, во сколько ты пришел?
Нет. Я не имел ни малейшего представления. Последнее, что я отчетливо помнил, был разговор с Луисом Риберо.
— Наверное, я сказал что-то про Риберо?
— Ты сказал, что абсолютно уверен в том, что он — отец Ирис. Ты действительно так считаешь?
— Нет, я так не считаю. Уфф, я наверняка был очень пьян. Я говорил еще какие-нибудь глупости?
— Говорил. Ты наговорил множество глупостей, Рауль. Пожалуй, избавлю тебя от подробностей. Возможно, тогда и сама смогу забыть.
— И теперь с тебя довольно и ты от меня уходишь?
— Напротив. Я окажу тебе большую услугу. Приехал Рубен Элисондо, и я постараюсь с ним встретиться, чтобы передать твою книгу.
Рубен Элисондо был мексиканским поэтом, которым я восторгался. Его называли новым Октавио Пасом
[68]
еще при жизни последнего. Он часто приезжал в Гавану, у него были хорошие связи как в СПДИК, так и в министерстве культуры. Рубену нравился наш город, но он ненавидел официальных лиц, постоянно липнувших к нему. Когда он был здесь в последний раз и выступал с докладом на открытии латиноамериканского литературного фестиваля в павильоне «Куба» на улице Ла-Рампа, он зашел в клуб, где я читал стихи. Потом у нас состоялся долгий и интересный разговор, а на следующий день я познакомил его с Мирандой.
— Наверное, это я должен пойти и встретиться с Элисондо? — спросил я.
— Я думаю, сегодня ты никуда не пойдешь, — сказала она. — Тебе нужно время, чтобы познакомиться со своей дочерью. Может быть, ты поймешь, как вы похожи.
— Ну ладно, — простонал я. — Возьми несколько экземпляров. По крайней мере четыре.
— Не стоит, — сказала Миранда. — Багаж пассажиров в аэропорту досматривают. Четыре экземпляра могут вызвать подозрения.
Она взяла два. И надолго ушла. Похмелье отступило, чистые пеленки закончились, а мы с Ирис все сидели и ждали Миранду. Я пропел все одобренные песни по несколько раз, а Ирис несколько часов играла с моей связкой ключей. Она успела заснуть к тому времени, как открылась дверь и появилась Миранда. Было далеко за полночь. Я понял, что винить некого, но что теперь? Миранда была нетрезва. Я понял это, услышав, как она снимает туфли и отбрасывает их — вот как хорошо мы уже знали друг друга. Когда я возвращался пьяным, она наверняка понимала это уже по звуку открывающейся двери.
— Где ты была? — спросил я.
— Гуляла. Я встретилась с Элисондо, тебе привет. Он благодарит за книги.
— Ты была с ним шестнадцать часов?
— Я встречалась и с другими людьми. Вечер закончился в баре. Вообще-то мне было очень весело.
— С какими людьми?
— Что это? У нас здесь Управление государственной безопасности?