118
Моя мать обожала прикидываться, будто нет у нее ни детей, ни мужа (сиречь моего отца), и любила поэтому путешествовать, странствовать, будто пташка, по белу свету, то в Мали, то в Гишпанию, в края, где еще не ступала нога туриста. Сопровождать ее будет Енё Барадлаи, сказала она, даже не задумываясь, что имя сие означает. Отцу это показалось подозрительным. Хорошо, сказал он, вы поедете с Барадлаи, но поклянитесь! Моя мать подняла одну бровь, чему она научилась у моего отца. Поклянитесь, что, когда а) вы будете вкушать крабов или прочих ракообразных, b) будете закусывать тапасом или с) пить, потягивать или лакать сангрилью, вы будете непременно думать лишь обо мне. И вечно чавкающий Барадлаи — да не чавкает он! — поблекнет пред вашим взором, и в вашем воображении останусь лишь я, в полный рост, в цвете, словно на голографии, в самом выгодном ракурсе. Моя мать промолчала. Но не думайте, что я уж такой говнюк — на рыбу это не распространяется! возопил мой папочка, хотя ясно, что вы будете обжираться рыбой, поскольку вы ее любите. Моя мать продолжала молчать. На рис тоже! А паэлья? вопросительно взглянула она на моего отца. Мой старик холодно кивнул, хотя ясно, что некоторые виды паэльи без рака немыслимы. Хорошо, я клянусь. Мой отец взвыл как собака. А когда через две недели, сияющая, в шоколадном загаре, освободившись из объятий юного Барадлаи, который, если бы не его прирожденная меланхолия, производил бы впечатление истинного джентльмена, она с жаром, словно страдающая гиперактивностью гимназистка, бросилась на шею моему отцу, он сначала стряхнул ее, но потом, упав на колени, взмолился: никогда больше не уезжайте от меня так далеко! Даже в Эрд или в Пилиш-бог-знает-куда. Оставайтесь всегда со мной. Наготове. И ждите меня, как пожарник огня. Вы должны всегда находиться рядом и, если я свистну, отвечать мне: I love you! Ни больше ни меньше — фьють, I love you, неужто так трудно запомнить?!
119
В канун Рождества мой отец вновь достал свой охотничий дробовик и отправился в Мечер, чтобы пристрелить мою мать. Но, к счастью, нашел на него такой приступ кашля и он выхаркал столько рубиновой крови, что свалился без сил, и пришлось его уложить обратно в постель.
120
У железнодорожной станции Дейтар одна моя мать, жительница Балашшадярмата, опоздавшая на последний автобус, остановила микробус. В машине сидели трое моих отцов; двое, ни слова не говоря, набросились на нее. Сорвав с женщины платье, они попытались ее повалить. Но моя мать пинала их и царапала, больше того, одного из обидчиков (моего отца) укусила за руку. Дело кончилось тем, что, озверев от «бешеной кошки», они вышвырнули ее из машины, а за ней и ее шмотье. Милицейское управление города Балашшадярмат начало расследование по делу о покушении на изнасилование, совершенное неизвестными (компашкой моих папаш).
121
Мой старик решился на сверхчеловеческий подвиг: за 115 дней проехать на велосипеде двадцать три тысячи километров (в десятичной системе счисления!) через всю Америку. Своим велопробегом от Патагонии до Аляски он собирается привлечь внимание мировой общественности к людям, страдающим рассеянным склерозом (PC). Во дает старик, ну прямо Лэнс Армстронг! Старт должен быть дан 15 марта в аргентинском городе Ушуая, самом южном населенном пункте земного шара. Как заявил мой отец, в усилиях, которые он приложит во имя успешного завершения турне, страдающие PC нуждаются каждый день. Старик и до этого не был домоседом. Он объехал на велосипеде всю пустыню Австралии. (Где познакомился с моей матерью, у той самой знаменитой горы.) Подготовка к турне по Америке длилась достаточно долго. Команда сопровождения будет следовать за моим отцом в двух старых микроавтобусах, в нее входят врач из Голландии (он же прекрасный веломеханик) и репортер (не пригодный более ни на что). Дистанцию он (мой отец) будет проходить на одном полугоночном и одном горном велосипеде, а в качестве запчастей берет только два колеса и двадцать шин. Об опасностях мнение его таково, что предвидеть их невозможно. Боится он только того, чего он боится и дома: невадских гремучих змей да волков и медведей Аляски. Во время остановок он собирается участвовать в массовых спортивных мероприятиях, организуемых клубами PC, лучше всего было бы, конечно, сыграть в мини-футбол, но это не обязательно, он готов ко всему, даже к кроссу. Все интересующиеся могут следить за перипетиями велопробега из любой точки мира с помощью Интернета (www.alba.hu/eea).
122
Мой отец давно мечтал побывать в Австралии. Хочу убедиться, говорил он, что я не упаду там с земного шара. Да много чего говорят, не так ли? Естественно, дело было совсем не в этом. Мой отец, как всегда, влюбился. Увидел цветное фото Австралии, пустую пустыню, залитую чем-то рыжим, — и потерял голову. С того момента он не мог думать ни о чем другом, кроме рыжей пустоты, этого завораживающего туристов вакуума («край девственной красоты и контрастов»). Ничего, что он прежде любил, точнее, к чему был привязан, что сладостным грузом давило его всю жизнь, ничего из этого он не видел на той фотографии. Ничто — это и есть любовь. Так (однажды) и познакомились мой отец с моей матерью.
123
Мой отец каждый день, всегда в том же самом месте и в то же самое время, видел девушку, которую ему — каждый день — хотелось окликнуть, потому что все в ней было такое… (австралийское?), ну буквально все. Но сделать он этого не осмеливался, чего-то боялся, опасался обидеть девушку, да и волновался! Наконец, на седьмой день, мой отец все же набрался духу, и дело пошло. Сперва девушка прислушивалась к его словам, слегка повернув к нему голову, но постепенно лицо ее становилось все дружелюбнее, однако при этом она не переступала границ культурной коммуникации, которые мой отец нарушил своей неожиданной инициативой. Само собой разумеется, все кончилось, как и должно кончаться, когда два переполненных сердца чего-то очень хотят. К черту всю эту бюрократию! вскричал мой отец раздраженно и познакомился с моей матерью, к черту!
124
У моей матери — лошадиные зубы. Что поначалу моего отца несколько дезориентировало — он приближался к ней (моей матери) если не с холодной, то во всяком случае с осмотрительной вежливостью. Но потом поразительная амальгама ума и эротики, зрелости и ребячливости, анархии и надежности покорила моего отца, и это еще слабо сказано. Вы — крупнейшая веха в истории женского пола, говорил, например, мой отец (довольно громко), то есть, будучи рядом с матерью, он вел себя, будто выпивший. И это не было слабым подпитием, а намного серьезнее, мужественнее, жестче, опьянение было необратимым, доподлинным и все-таки легким, как прыжок в неизвестность, совершенный без трепета, с удивительным легкомыслием, с задорной бравадой по отношению ко всему бытию, но только не столь осознанный, и все же многозначительный; бесшабашность — наверное, этим словом можно охарактеризовать треволнительное состояние духа, охватившее моего отца. Значение этого экстатического опьянения всем сердцем может понять только человек, знающий, что мой отец — алкоголик. Так познакомился мой отец с моей лошадинозубой матерью.
125
Моя мать уже давно тосковала без моего отца, отлучившегося по делам государственной важности (Лола). Я готова ползти к тебе, написала она моему отцу, даже на карачках. Мой отец, живо представив себе эту позу, отписал: разворачиваю оглоблю в сторону дома. Моя мать живо представила себе эту оглоблю. И время понеслось как на крыльях.